Хронология «древних» глав романа, следующая четырем дням месяца нисана и Страстной недели со среды до субботы, одновременно отражает реальную последовательность событий ареста и заключения М. А. Булгакова в начале апреля 1920 г. Личные автобиографические воспоминания о приговоре и спасении в канун Пасхи облекаются в форму некоего подобия апокрифического евангелия, что служит осмыслению драматических событий Гражданской войны и колоссальной крови, пролитой народом России, противостояния белых и красных, в частности, в образе белого плаща с кровавым подбоем. Взаимоотношения ЧК и Терского революционного комитета могли в преломленном виде отразиться в коллизии противостояния Каифы и Пилата. Прототипами Понтия Пилата могли послужить красные комиссары, и прежде всего Б. Е. Этингоф.

Реминисценции Владикавказа и событий Гражданской войны встречаются и в московских главах романа, особенно отчетливо это проявилось в его ранних редакциях. Видение Пилата в Москве и пальмы на Патриарших прудах, как и полет директора Варьете во Владикавказ, а также другие детали указывают на двухчастную композицию романа, как пространственную, так и хронологическую. Это возможно именно потому, что «новозаветный» материал романа – это одновременно «доисторическое» автобиографическое кавказское прошлое М. А. Булгакова. Такая композиция «Мастера и Маргариты», включающая «древние» и московские главы, в значительной мере основана на автобиографических обстоятельствах жизни писателя.

Кроме того, как и в случае с владикавказским прошлым, есть основания полагать, что события московского периода довольно отчетливо отразились в сочинениях писателя, прежде всего, в романе «Мастер и Маргарита». Образы шабаша, нехорошей квартиры и великого бала у сатаны, по-видимому, отражали те впечатления М. А. Булгакова от писательской среды, которые он черпал, в том числе и на «Никитинских субботниках». Тем самым сборища этого кружка писателей оказывались некой парой к тому, что происходило в Доме Грибоедова, сначала в ожидании заседания с Берлиозом, а потом в ресторане. Здесь же речь идет о некоторых литераторах, с которыми М. А. Булгаков встречался и которые могли стать прототипами персонажей его произведений: о М. Я. Козыреве, С. М. Городецком и снова о Ю. Л. Слезкине, знакомом с владикавказских времен.

В личности самого Воланда отразились некоторые черты Б. Е. Этингофа. Всесилие Воланда соответствовало недолгому высокому статусу Б. Е. Этингофа в писательской среде в качестве крупного чиновника Главискусства. Прототипами Кота Бегемота и Коровьева могли быть М. Я. Козырев и С. М. Городецкий, а Левия Матвея – Ю. Л. Слезкин. Тем самым не только представители Дома Грибоедова, но и сам Воланд, его дьявольская свита и даже приходящий к нему в Москве вестник из «древних» глав при всей сложной и запутанной фантастике и философии романа полностью вписываются в литературную среду Москвы, никоим образом не отделены от нее. В образе Маргариты на балу можно усмотреть черты личности Е. Ф. Никитиной. Кроме того, в романе в скрытом виде использованы реминисценции оперы «Евгений Онегин», особенно в сцене погони Иванушки Бездомного за Воландом. Мы пытались показать, что за ними могли скрываться шутливые намеки на личности Е. Ф. Никитиной как Татьяны и Б. Е. Этингофа как Евгения, что находит параллели в стихотворных пародиях того времени.