— Сорока, вас понял.

— Товарищ генерал, штаб, — почти без паузы докладывает сержант, и подсказывает, — Кукушка.

Кукушка это Климовских.

— Сорока, это Кукушка. Дойчи атаковали по всему периметру. Идёт массированная артподготовка, — ого! Я полагал, сначала по аэродромам ударят и сделают паузу. А зачем им делать паузу? Ладно, не страшно, у меня всё равно всё готово.

— Огонь открывать только при нарушении границы. Ни один снаряд на ту сторону залететь не должен! — дурацкая ситуация, но ничего не поделаешь.

Заканчиваю общение. Требую от связиста подать мне Сокола. Даю общее разрешение для всех его соколят нападать на немцев в воздухе без предупреждения и политесов. Оторвутся его парни, они давно злятся, что даже за предупредительные выстрелы могут шею намылить.

Надеюсь, нас не слышат. Мы научились регулировать мощность сигнала. Километров за тридцать-сорок по прямой связь надёжная. Если напрягаться, использовать более чувствительную аппаратуру, нас можно услышать в сотне километров. Но до границы намного дальше, а на самолётах такого оборудования не бывает. Хотя немцы могут что-то подобное изобразить, но не на штатных бомбардировщиках.

Парни Копца в выгодной позиции. Сейчас поднимутся на максимальную высоту и пойдут встречать юнкерсы двумя сходящимися клиньями со стороны солнца. В наши иллюминаторы светило уже садит своими стрелами. Рассвет для нас наступил. Пока наши развернутся, поднимутся и встретят нежеланных и долгожданных гостей, солнце как раз успеет обеспечить им тыловую поддержку. Зачем ждать реальных боевых действий, когда можно заранее перенять опыт люфтваффе.

Наблюдаю, где-то больше угадываю манёвр наших лётчиков. Они сначала смещаются южнее. Немцы обошли Брест и Кобрин с юга и заворачивают в сторону Барановичей. Прочухали, что у меня здесь штаб или планируют бомбить всё подряд? После сдвига к югу мои ребята уходят на восток двумя расходящимися потоками, на развороте, — каждый в свою сторону, — поднимаются. Картина сверху общей траектории движения один в один масть червей, сердечко, своим острым расщепляющимся концом (единственное отличие от классического «сердечка») упирается в немецкую армаду.

— Сорока… ой! Товарищ генерал армии, — краснеющий от смущения сержант протягивает гарнитуру.

— Я Сорока, приём.

— Сорока, я — Сокол. Ещё одна группа летит следом на Кобру. Кобра запрашивает разрешения на встречу.

— Сокол, сколько гостей?

— Сорока, две стаи, — две стаи это две эскадрильи, так себе шифр, ну и фиг с ним. Сейчас это не важно. Мы больше привыкаем и язык вырабатываем.