Конечно, средневековые европейцы прекрасно знали о том, что на юге есть земли, где живут люди, у которых кожа намного темнее, чем у них, или вовсе черна как смоль. Различные теории, в которых переплетались географические и физиологические аргументы, объясняли, почему у разных народов цвет кожи неодинаков. Однако при этом в религиозном дискурсе и в мире воображаемого чернота была крепко спаяна с иноверием и пороком. В немалом числе текстов и изображений темный цвет кожи служил внешней манифестацией зла, господствующего в человеке. Но, когда эта тьма рассеивалась (иноверец принимал крещение, а грешник приносил покаяние), его тело могло побелеть – дух преображал плоть.
В богословской традиции такое «отбеливание» служило метафорой обращения или покаяния[670]. Комментируя строки из Книги пророка Иеремии (13:23) «Может ли Ефиоплянин переменить кожу свою и барс – пятна свои? так и вы можете ли делать доброе, привыкнув делать злое?», Беда Достопочтенный (ок. 673–735 гг.) писал, что, отвергнув грех, эфиоп меняет цвет кожи и «обеляется» (
Однако в Средние века существовали тексты, где персонажи, преобразившись духовно, в буквальном смысле меняли свой цвет. Один из них – английская поэма «Король Тарса» (ок. 1330 г.)[673]. В ней султан Дамаска, темнокожий мусульманский владыка, силой принуждает христианского государя, правившего в королевстве под названием Тарс, отдать ему в жены свою дочь[674]. Юная принцесса, которая была «бела как лебединое перышко», мнимо принимает ислам, одевается, как принято у сарацин, и целует всех идолов. Вскоре у них рождается ребенок, который был настолько монструозен, что скорее напоминал кусок плоти (