Если в многолюдной толпе, собравшейся поглазеть на Христа, несущего крест, кто-то вдали стоит, почти отвернувшись или вовсе спиной к зрителю, это не обязательно что-то значит. Однако, если так поступают персонажи, которые важны для сюжета и/или изображены на первом плане, это, вероятно, уже не попытка запечатлеть движение людей в его случайной непредсказуемости, а негативный знак[776]. Если в сцене Тайной вечери спиной к зрителю сидят сразу несколько апостолов – это просто композиционный прием, а если один Иуда – маркер его отверженности, противопоставление остальным (II.4.3, ср.: II.4.4)[777].

II.4.2. Бичевание Христа. Оба истязателя одеты в юденхуты, а лицо одного из них скрыто.

Часослов. Брюгге. Середина XIII в.

Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 14. Fol. 12v

II.4.3. Тайная вечеря. Иуда, единственный из апостолов, отсажен на противоположную сторону стола и сидит спиной к зрителю.

Зерцало человеческого спасения. Ок. 1440 г.

St. Gallen. Kantonsbibliothek. Vadianische Sammlung. Ms. VadSlg 352/1–2. Fol. 29

II.4.4. Конечно, в иконографии не существует железных правил. В Псалтири св. Людовика в сцене Тайной вечери апостолы размещены вокруг круглого стола. Один из них развернут спиной, так что мы видим только его затылок, но это не Иуда Искариот. Предатель, которому Христос протягивает кусок хлеба, сидит рядом с ним.

Псалтирь Св. Людовика. Северная Англия. Ок. 1190–1200 гг.

Leiden, Universitaire Bibliotheken. Ms. BPL 76A. Fol. 23

Среди персонажей Священной истории, которых позднесредневековые мастера зримо демонизировали, особое место занимает Стефатон, о котором мы уже говорили. Как можно прочесть в текстах Евангелий (Мф. 27:46–50, Мк. 15:34–37, Лк. 23:36–37, Ин. 19:28–30), когда Христос на кресте возопил: «Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» или произнес: «Жажду», кто-то из стоявших вокруг воинов поднес к его устам губку, пропитанную уксусом. А в Евангелии от Матфея чуть раньше упоминалось, что к уксусу была примешана желчь (Мф. 27:33; ср.: Мк. 15:23). И после этого Спаситель испустил дух. Хотя историки нередко предполагают, что под «уксусом» подразумевался какой-то напиток римских солдат, а воин мог увлажнить губы умирающего из жалости, в христианской традиции восторжествовало другое, негативное толкование. Считалось, что Стефатон, «последний палач Христа», протянул ему губку с уксусом, смешанным с желчью, чтобы над ним поиздеваться. Этот взгляд в первую очередь опирался на версию, изложенную в Евангелии от Луки: «И стоял народ и смотрел. Насмехались (deridebant) же вместе с ними и начальники, говоря: других спасал; пусть спасет Себя Самого, если Он Христос, избранный Божий. Также и воины ругались (illudebant) над Ним, подходя и поднося Ему уксус и говоря: если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого»[778].