II.4.41. Неизвестный мастер. Казнь Иоанна Крестителя. Ок. 1510 г. (Копия работы Рогира ван дер Вейдена. Ок. 1455 г.).
Тем не менее очевидно, что в сценах Страстей Христовых или на изображениях мученичеств полунагота истязателей-иноверцев явно несла в себе осуждающее послание. Она требовалась в первую очередь для того, чтобы подчеркнуть их звериную необузданность и мужицкую грубость – с расстегнутыми рубахами, подвернутыми рукавами или штанинами часто представляли крестьян, ремесленников и других простолюдинов, которые зарабатывают на жизнь ручным трудом. Кроме того, расхристанный костюм порой уподоблял палачей безумцам, разрывающим на себе одежды, или шутам, которые оголяются ради развлечения публики. Уродливые, волосатые и потные истязатели, воплощавшие торжество плоти, противопоставлялись их жертвам – Христу и мученикам, олицетворявшим победу духа.
II.5.1. Йорг Ратгеб (?). Тайная вечеря. Ок. 1505–1510 гг.
как узнать предателя? тело иуды
как узнать предателя? тело иуды
В роттердамском Музее Бойманса – ван Бёнингена хранится панель с изображением Тайной вечери (II.5.1). Ее долго приписывали эксцентричному швабскому мастеру Йоргу Ратгебу. Однако, возможно, ее написал не он, а какой-то другой художник, живший в Южной Германии в начале XVI в. Когда-то она была центральной частью триптиха, посвященного таинству евхаристии. На его боковых створках были написаны ветхозаветные сцены, в которых христианские богословы видели ветхозаветные префигурации этого таинства[901].
В центре круглого стола, за которым сидят апостолы, стоит блюдо с зажаренным пасхальным агнцем[902]. Ученики оживленно беседуют друг с другом, один из них залпом выпивает вино из огромного сосуда с длинным и узким горлышком, а другой смачно сморкается. По полу раскиданы их посохи. В дверях стоит слуга, который наливает из кувшина в кубок воду. Вся сцена напоминает скорее не сакральное действо, а веселую пирушку. На изображениях Тайной вечери, которые писали в то время в Северной Европе, вообще много повседневных и порой приземленных деталей (скажем, один из апостолов ковыряется ножом в зубах[903]). И тем не менее перед нами образ, прославляющий таинство евхаристии и изобличающий духовную порчу, которая угрожает Телу Христову.
Она воплощена в Иуде Искариоте – апостоле-предателе и главном злодее всей христианской традиции[904]. В средневековом искусстве трудно найти персонажа, которого так долго и так изобретательно демонизировали. Иконография Иуды – настоящий каталог знаков, которые изобличали его как орудие дьявола и средоточие порока: алчности, коварства и лицемерия. Как объясняли многие богословы, его главный грех состоял не в самом предательстве (если бы он искренне покаялся, оно было бы прощено), а в том, что он отчаялся в спасении и наложил на себя руки[905]. Отступник, который продал Спасителя за 30 сребреников, Иуда превратился в «патрона» изменников и ростовщиков, а также архетип иудея и один из главных инструментов антиеврейской полемики.