Подлинный же расцвет театра начался в конце 1580-х годов благодаря так называемым «университетским умам» – драматургам-гуманистам, получившим образование в одном из английских университетов, Оксфордском или Кембриджском. Томас Кид (1558–1594) разрабатывал жанр «кровавой трагедии», Джон Лили (ок. 1554–1606) писал изящные комедии на античные сюжеты, в драмах Роберта Грина (1558–1592) блестяще реализовались темы и сюжеты английского фольклора, а в творчестве Кристофера Марло (1564–1593) значительное место заняли пьесы на историческую тему. Рост самосознания англичан как нации предопределил интерес елизаветинцев и к народному творчеству, и к национальной истории. Отсюда – значительное число исторических пьес-хроник, которые пользовались огромным успехом у зрителей.

К концу XVI в. в Англии было несколько разных видов театра, отличавшихся друг от друга прежде всего аудиторией и технической организацией. Старейшим был придворный театр. Собственные театральные труппы имели не только монархи, но и некоторые аристократы. Параллельно существовали и городские театры, делившиеся на публичные и частные, в отличие от придворных, существовавших на средства владельца-аристократа и посещавшихся только его семьей и гостями. Вход в городские театры был платным. Если зрители городских театров, не принадлежавшие к аристократическим кругам, не имели возможности попасть на представление в придворном театре, то труппы «плебейских» театров нередко приглашались ко двору.

В публичных и частных театрах аудитория была очень пестрой; нередко сюда заглядывали и вельможи. Места для толстосумов находились в ложах, можно даже было купить кресло на краю сцены. Партер занимало простонародье. Декораций в те времена не было, сценическое действие воспринималось как очень условное. Например, на заднике сцены могла появиться доска с надписью: «Замок», «Лес» и т. п., и этого было достаточно, чтобы публика поняла, где, на каком фоне разворачиваются события. Однако самым примечательным было то, что все роли в театре исполнялись лицами мужского пола, а партии героинь играли безусые мальчики-подростки. Понимая психологическую глубину женских образов Шекспира, трудно представить, как такой юный актер мог сыграть, скажем, Офелию или Дездемону.

В наше время большинство театральных режиссеров стремится облачить актеров в костюмы, соответствующие времени и месту, в которых разворачивается действие. Во времена же Шекспира понятия национального и исторического колорита находились в зачаточном состоянии и костюмы исполнителей оставались весьма условными. Они должны были отвечать понятиям современников. Очень важным оказывался цвет актерского платья или его отдельных деталей. Цвет позволял указать на некую доминирующую черту характера героя пьесы. Пурпур передавал царственное величие. Белый – невинность. Черный – скорбь, коричневый – старость и мудрость. Зеленый – юность и неопытность. Сложнее всего было с желтым – его оттенкам приписывались самые разные значения. Вспомним еще раз сцену из «Двенадцатой ночи», где Мальволио, руководствуясь сведениями из подметного письма, предстает перед госпожой Оливией в чулках с желтыми подвязками. Выбор их необычного цвета не случаен: современникам Шекспира было понятно, что желтый – цвет безумия и пылкости. Мальволио пылает страстью к Оливии, и внешне это его состояние передается «говорящей» деталью костюма.