Непривычной для амстердамских старожилов особенностью фасада этого дома была выступающая вверх средняя часть, увенчанная небольшим треугольным фронтоном и фланкированная волютами. Амстердамцы назвали это изобретение Фингбоонса «фронтоном-шейкой», а сам особняк, облицованный светло-серым немецким песчаником, – «Белым домом».

Вплоть до середины 1660‐х Белый дом служил образцом для особняков голландских патрициев. Вероятно, фронтон-шейка вошел в моду благодаря антропоморфности силуэта (такой фронтон над телом здания – его «голова») и отдаленному сходству с силуэтами римско-католических церквей типа Иль Джезу. До перестройки в 1728 году522 аллюзия на Иль Джезу была более явной. По сохранившемуся чертежу фасада523 и картине ван дер Хейдена «Дома на Херенграхте и Старый Харлемский шлюз»524 видно, что первоначально окна были украшены треугольными и дугообразными сандриками, чередовавшимися в шахматном порядке как бы в напоминание о сандриках Иль Джезу. Не объясняется ли этим и выбор необычного для местной традиции облицовочного камня, похожего на травертин римских церквей? Я думаю, самолюбию протестантов льстил прием переноса архитектурных форм, выработанных католиками, на другие типы зданий.

Сосед Белого дома слева, на изгибе канала, – дом купца Бартолотти, построенный двадцатью годами ранее в позднеренессансном стиле525. Очевидно, заказчик полагал, что сограждане отнесутся к нему тем уважительнее, чем обильнее будет изукрашен фасад особняка. По белокаменному декору этого дома можно составить целый атлас архитектурных украшений того времени. Над карнизом, венчающим второй этаж, золотыми буквами вписаны в картуши девизы, излучающие самодовольство владельца: «Изобретательностью и неустанным трудом», «Верой и добродетелью». Это здание, выглядящее тщеславным франтом, нацепившим на себя все украшения, оказавшиеся под рукой, амстердамцы окрестили «Пестрым домом».

Правый сосед особняка Пауфа был перестроен в 1725 году. Безукоризненно плоскую мембрану из сизого кирпича, перфорированную двенадцатью прямоугольными проемами и скупо украшенную лишь тонкими полочками под каждым окном, венчает роскошный каменный карниз цвета сливок: две вздыбившиеся друг против друга волюты сжимают женский маскарон – торец балки для подъема и спуска товаров. Над ним – раковина с веером волют, похожих на страусовые перья, под ним – полная фруктов корзина, напоминающая знаменитый миланский натюрморт Караваджо. Намек на рог изобилия или (что то же) на торговые операции с колониальными товарами? На картуше, как бы свисающем с карниза, блестит позолотой надпись: «Слава Богу».