Итак, дело не в том, что город в американской картине – это якобы Петербург, а собор – это якобы православный собор. И не в том, что в 1856 году, когда короновался Александр II, на него не совершалось покушений. И даже не в том, что человека, стрелявшего в царя и ранившего офицера свиты, после допроса в полиции не отправляют на каторгу, а отпускают с незначительным поражением в правах. И также не в том, что ликующий народ на площади перед собором составляет не «чистая» публика, а бомжи, пьяницы, уродливые оборванцы, набожные кликуши, истово крестящиеся юродивые. Российскому зрителю хорошо известны подобные дешевые стереотипы многих западных экранизаций, а также грубое незнание русской истории и русской жизни времен Достоевского.

Дело в том, что донельзя искажен образ центрального персонажа. Его судьба поставлена с ног на голову: студент-бунтарь начинает с того, чем у Достоевского он скорее всего бы закончил – сначала стреляет в царя, а только потом, отпущенный на свободу, доказывает свою состоятельность убийством никчемной Алены Ивановны и сестры ее Лизаветы.

Дело также и в том, что Соня в картине (Жюли Дельпи) вполне сжилась с участью уличной женщины, и ей как бы даже нравится ее ремесло, так что когда к ней приходит Раскольников поговорить «по душам», она первым делом начинает раздеваться. «Нет, я не за этим», – смущенно поясняет Родя. При этом девушка истово молится на латыни, пьет водку большими глотками и щедро потчует гостя. «Если бы моя жизнь сложилась по-другому, и я не была бы шлюхой, я могла бы полюбить вас. Вы нежный и добрый». «Меня нельзя любить», – отвечает ей Родя.

Улицы киношного Петербурга застроены церквами и дощатыми сараями, на тротуарах не протолкнуться – везде попрошайки и проститутки, калеки и юродивые, здесь же выставлены столы, а на столах самовары, пьяный люд распевает песни под балалайку, а мутный Дмитрий Разумихин (Эдди Марсан) даже и танцует нечто вроде гопака. Все это должно, по-видимому, символизировать русский дух и русский мир.

Несостоявшийся цареубийца Раскольников в одной из бесед с Пор-фирием Петровичем – тот грамотно ведет игру на поражение, спрашивая у Родиона Романовича: «Может ли преступник быть спасен?» – горделиво утверждает: «Исключительный человек не нуждается в спасении».

На этой краеугольной мысли Раскольников стоит до самого конца. «Я бы пошла за вами на край света, если бы вы раскаялись», – говорит ему Соня. Но революционер Раскольников каяться не собирается. Понуждаемый Соней и выпитой вместе с ней водкой, он способен на признание в убийстве, но держится своего: «Я не жалею о содеянном и не позволю чувству вины взять верх».