– Мой убийца в руках полиции. У меня есть передышка.
Если выводы Анны насчет радиоуправляемого автомобильчика были верны, то этот человек являлся также и убийцей моего отца.
Конечно, это был простой наемник, но все же именно он его убил.
И вдруг я кое-что вспомнил.
– Это точно государственный заговор, – сказал я.
– Что навело тебя на эту мысль?
– Этот убийца. Когда он пытался прикончить меня «Зодиаком», полицейский катер, который был совсем рядом, его никак не беспокоил. Он не боится американского правосудия…
– Тогда ты скоро снова о нем услышишь.
Это было странно, но я не чувствовал страха. Другое чувство начало пробивать броню отрешенности, которая оказалась на мне с той минуты, как я узнал об этой истории. Оно только что возникло, но уже набирало силу, и где-то в глубине души я знал, что оно способно поглотить меня целиком, завладев моей душой без остатка.
Месть.
Найти виновных и покарать за их преступления.
Когда я сказал, что не хотел бы когда-либо ненавидеть, Николас Скотт ответил: «Благородные слова… и совершенно утопичные». Он был прав. До сего дня я был всего лишь жалким интеллектуалом, вскормленным конформистской политкорректностью и отрезанным от жесткой реальности происходящего.
28
28
Когда Гленн узнал, что Тим Фишер сбежал из машины «скорой помощи», то подумал: у этого парня в голове наверняка сидела какая-то мысль. Гленн дорого бы дал, чтобы узнать, какая именно. Поэтому он отследил его мобильный телефон и пошел по следу.
Он определил его местоположение на острове Рузвельта, но спустя некоторое время сигнал пропал. В чем дело? Села батарея?
Это странно – отправиться на остров Рузвельта. Разве там есть финансовые конторы? Впрочем, Фишер наверняка продолжал поиски поджигателя. А если учесть тот факт, что Фишер оказался первым возле банановоза, то его интуиция, вероятно, работала сейчас как никогда верно.
Гленн чувствовал, что надо продолжать слежку. Но чертов сигнал пропал! Ему ничего не оставалось, как ждать, когда тот снова появится.
Он чувствовал, что начал нервничать, а поскольку ему никак нельзя было этого допускать, Гленн сунул шоколадного мишку в рот и провалился в знакомое ватное оцепенение, такое состояние, когда все вокруг словно скользит и ничто не имеет значения. Состояние, в котором время не течет, а колышется.
Когда он был маленьким, его мать часто говорила: «Гленни, ты что, на луне?» – а он всегда хотел ей ответить: «Если бы ты знала, мама, как здесь хорошо…»