Хозяйка сказала:

— Фу!

Собака отошла.

Где-то в недрах сжавшейся души эхом прозвучало: «Фу-у-у»… И сердце прыгнуло на свое место. Держался я молодцом, а могло быть гораздо хуже.

Щенки поразительно отличались друг от друга. Рослая сучонка — копия мать. Даже в месячном возрасте просматривался окрас и экстерьер породистой собаки. А кобель — дохляк. Вполовину мельче своей сестры. Шерсть мышиного цвета, редкая, как у лысеющего старика. Хвост прутиком, грудь светлая. По хребту черная полоса. Передние лапы длиннее задних — жираф в белых носках. Вторая половина тела явно не подчинялась первой. Видимо, ноги больны. Худущ, доходяга. А сколько спеси! Лобастая голова была гордо вскинута, губа нервно дергалась. Он меня не видел, но лаял, весь он был напружинен, подтянут, как широкоплечий атлет с узкой талией. Впечатление было, будто вот-вот бросится и разорвет. Зад его валился на стенку прихожей, и песик сосредоточивался, чтобы удержать равновесие. Веселенькая картинка.

— Возьмите вот эту. Она умница. У нее все данные восточноевропейской овчарки.

Мне не понравилась флегматичность сучонки, полное равнодушие к моему присутствию. Я молчал. Меня заворожил урод. Этот монстр на слабых ножках.

«Почему она предлагает мне сучку?»

Во мне слышался голос противоречия. Это с рождения.

— А почему кобелек худой, болезненный?

— Последыш. Молока доставалось мало, может быть, придавили. Их ведь было шесть. Четырех отдали. Сейчас он немного оправился, набирает силу. Вам все-таки лучше взять вот эту красавицу! — женщина погладила сучонку.

Она говорила, а я думал: «Из замухрышек вырастают могучие псы. Этот последним увидел свет, потому и отстал в росте. А зол. Нет, шутишь, хозяйка! Шустряка-монстра я возьму».

— Знаете, мне бы хотелось кобелька.

Пробный шар попал в лузу. По лицу хозяйки проскользнула тень недовольства. Значит, я не только знаток собак, но и незаурядный физиогномист-психолог. Женщина явно не хотела с ним расставаться. Но меня уже не удержать. Как говорят сельские, шлея под хвост попала.

Я понес:

— Мне его не на выставку. Подрастет, оправится, лишь бы лаял.

— Насчет лая, видите сами. Доберман признает только хозяина, памятлив и упрям. Но как-то неудобно такого давать, пегий…

— Я возьму!

— Пожалуйста. Только не простудите. Он еще на улице не был.

— Ничего. У нас там тепло, привольно. Ему будет хорошо.