— Так что на юг, на юг, — спокойно сказал он. — Подальше куда-нибудь. Тридцать серебренников можете получить завтра в бухгалтерии штаба.

Бороздин встал и вышел, не прощаясь. Он знал, что ему надо сделать перед бегством на юг.

глава одиннадцатая. Генеральное сражение

глава одиннадцатая. Генеральное сражение

1

1

В это же самое время в Москве, в Генеральном штабе, пилили бюджет генерального сражения.

Крайне далеко от сути варяжства легкомысленное предположение, будто воровство — дурной признак либеральной хазарской природы, черта ненавистного рынка. Хазар не снисходит до воровства: он просто берет все, как свое, не сомневаясь в праве эффективного собственника на любую собственность. Варяги, в отличие от хазар, никогда не считали себя эффективными собственниками. Эффективность недостойна их. Есть глубинное различие между хазарством и варяжством: почти каждый хазар от рождения чувствует себя властелином мира, но почитает долгом хоть как-то соответствовать этому высокому званию. Он искренне стремится к первенству во всем, дает детям образование, читает сложные книжки, делает стремительную карьеру в любой области, куда его допускают, и проявляет навязчивую активность. Не таков варяг: его право на все вещи, звания и территории ничем не подкрепляется. Это право имманентное, врожденное, не нуждающееся в обоснованиях, и потому любые упоминания о заслугах для варяга оскорбительны. Он не намерен суетиться, активничать и выслуживаться. Он должен получать земные блага просто так, не прилагая усилий; и чем грязней, несчастней и ни к чему не способней варяг, тем нагляднее закономерность. Именно поэтому обозреватели вроде Топтухина так любили подчеркивать варяжскую бедность, жалкость, ничтожность — и так гордились ею. Варяжский принцип отрицательной селекции срабатывал не только в России, где захватчицкое начальство продвигало наверх самых тупых, жестоких и грубых; варяжский военачальник всегда был тупее и жесточе остального войска, поскольку демонстрировал тем самым врожденное право худших быть лучшими.

Главная проблема варяжства в мирные времена заключалась в том, что оно и тут не могло отказаться от идеи насилия и захвата. Собственность, которую варяг тырил, он тут же и уничтожал нерачительным хранением или нецелевым использованием: воин воюет не ради поживы, а ради наслаждения грубой красотой битвы. Эффективно использовать награбленное было для варягов так же постыдно, как заниматься любовью по расчету. Их воровство было бескорыстно, оно носило характер захватнический, воинственный и грубый. Земля давно уже принадлежала им, лежала покорно, не сопротивляясь, — но они рвали и рвали от нее куски, как если бы им кто мешал или, не дай Бог, ругался. Генералы воровали не потому, что хотели сладкой жизни. Воровство не приносило им счастья. Они воровали, чтобы доказать доминирование, подтвердить генеральство, а заодно и сделать жизнь солдат максимально невыносимой. Коренное население было робко, трусливо, лениво — такой солдат мог хорошо воевать только от полной безысходности; офицерству, впрочем, тоже не след распускаться — истинный варяг должен быть постоянно озлоблен и срывать зло на подчиненных, чтобы они боялись своих, варягов, больше, нежели врагов. В силу описанных причин генералитет не мог не воровать — это был священный долг и своего рода подвиг. Они воровали тяжело, мучительно, ибо ритуал требовал изобретения бесчисленных отмазок и предлогов, в чем варяги никогда не были сильны, — но что поделаешь, приходилось: чай, мы не хазарове поганые, чтобы брать просто так, как бабы пьют водку, не морщась.