– Ее не стало!.. Не стало! – взмахивал кулачками Витька и плакал. Теперь он понял, что это означает, когда про людей говорят «не стало». – И мама так же, да? И собачка?

Станеев безмолвно покачал головой и прижал к себе мальчика, стараясь спрятать от него искаженное болью и страданием лицо. «Говорила, подожди... я вырасту... говорила, выйду за тебя замуж... Маленькая моя, светлая!»

Ушел, ушел из его жизни еще один дорогой человечек. И если смутно, если сумрачно было на душе, Станеев спешил к своей маленькой подружке, слушал родниковый, звонкий лепет, застенчивый смех... Наденька уже сознавала себя существом другого пола. Она стыдилась при Станееве переодеваться и уходила в другую комнату. Она и отца стыдилась, который не мог ее видеть... Отца?! Отдавшись своему горю, Станеев совсем забыл о Наденькиных родителях. Что он скажет им? Как посмотрит в их лица? Степа, Степа, друг ты мой верный!

А Степа с Водиловым уже бежали по коридору, и следом за ними, натыкаясь на стены, медленно шаркала Сима. Войдя в приемный покой, она упала, забилась, как курица в пыли, заобирала руками. Лицо перетянуло страшной гримасой. Рот сдвинулся набок, глаза сделались странно неподвижны. Передав Витьку отцу, Станеев кинулся к ней, но его опередили санитары.

– Паралич, – сказала одна из женщин.– Несите в третью палату...

Сима не плакала, не кричала, только хлопала себя по перекошенному черному рту, словно хотела захлопнуть тихий, непрерывный, разрывающий душу стон: «О-оо...»

А Степа, разгребая перед собою руками, бежал по коридору, пока не ударился лицом о стену. Ударившись, он увидал эту белую стену в тупике, увидал кровь на ней, выбрызнувшую из носа, и не удивился, что видит. Он был раздет, не позволил себя одеть и в чем был кинулся из дому. Бежал проезжею частью улицы, и машины сворачивали перед слепым или тормозили. Шоферы указывали ему дорогу. Рыжие волосы развалились по обе стороны, к ушам, повязка сползла и, словно ошейник, болталась на горле. А он бежал и бежал, и Водилов не мог его настигнуть. Остановив попутную машину, Водилов догнал его и вместе с шофером запихал слепого в кабину.

– Наденька... Где моя Наденька? – пытал Степа то низким и хриплым, то немыслимо высоким, падающим до шепота голосом и прикрывал ладонью пустую глазную впадину, И слева и справа были белые больничные стены, и только в другом конце коридора смутно маячили человеческие силуэты. Степа побежал к людям, повторяя: – Где моя Наденька?

– Ее не стало, – сказал какой-то мальчик. По голосу Степа определил, что это Витька Водилов, которого он ни разу в жизни не видел. – И собачки не стало, и мамы не стало...