– Там, это, – отряхивая шапку о колено и брызгая ею на стоящих около майны людей, не попадая зуб на зуб, косноязычно говорил Мошкин. – Там тррр... трос не упустите!

– Беги, тебе сказано! – незлобиво выругался Ленков. – А мы как-нибудь сами сообразим, – и сам повел «утопленника» к вагончику, который тащился за санями и в котором теперь отдыхала вторая смена.

Насухо вытеревшись и переодевшись в теплое белье, натянув свитер и ватные брюки, Мошкин забрался в пуховый спальник, но все еще щелкал зубами и ждал чего-то от бригадира.

– Грелочку, Валя... грелочку под себя, – налив кипятку в грелку, сказал Ленков. Мошкин отвернулся и надул толстые губы.

– Зажал, да? Эх, ты! Друг тоже! – обиженно пробормотал он.

– Не бухти, Валя, – плеснув в колпачок спирту из неприкосновенных запасов, усмехнулся Ленков. – Грелка для подстраховки.

– А, тогда другое дело, – заулыбался Мошкин и одним махом осушил колпачок.

– А ты скупой, бригадир! – сказал Ганин, доставая свою фляжку. – На, Валентин, погрейся.

– Будешь скупым! – ответил Ленков. – Семь суток в пути... За это время всякое может случиться... Ну, что делать, братва? – разбудив отдыхающую смену, спросил он.

Ганин не вмешивался, предоставляя им решать все самим.

– Изладим мост и – дальсе, – откидывая капюшон теплой малицы, быстро отозвался ненец. Волосы его были густы, жестки, побиты легкою сединой. – Сё мозги-то студить?

Шипящих он не выговаривал, и потому слова с шипящими произносил мягко: «сё», «дальсе».

– Легко сказать, Вэль, изладим... Ладить-то не из чего, – задумчиво качнул головою Ленков.

– А это сё, не дерева, сё ли? – На противоположном берегу раскинулся на многие километры лес, но все знали, что он заповедный. Об этом сообщалось недавно в областной и в местной газетах.

– За те деревья, Вэль, с нас головы поснимают.

– А может, по льду, братцы? – подал голос слегка захмелевший и потому особенно улыбчивый и всем довольный Мошкин.

– Снова понырять захотелось? – шлепнул его по затылку бригадир. – Поспи-ка лучше, дружище!

– Не, я пойду деревья рубить, – заупрямился Мошкин. – Я, братцы, два месяца сучкорубом был. Де-енежная работенка!

– Здесь с нас за каждый сучок спросят. Штраф как минимум. А то и срок намотают...

– Рубите, – вмешался до сих пор молчавший Ганин. – Рубите. Беру ответственность на себя.