– У тебя, наверное, и сотовый телефон есть? – спросила она.

– Да какая разница. – ответил он. – Никакой разницы.

И она обрадовалась. Он всегда так говорил.

Они стояли возле Кашвети, той самой церкви, с фресками Гудиашвили. Темо и Солик завершили полный круг по стадиону, вернулись к старту, который оказался для них и финишем. Сам Профессор не считал дистанцию пройденной. Повисла глухая тьма и такая тишина, какой на проспекте Руставели не бывало и глубочайшей ночью, разве что под утро. Но до утра было еще очень далеко. Августа и Профессор стояли и смотрели, как по скудно освещённой улице удалялись, не оглядываясь, два понурых сотрудника лаборатории сверхпроводимости.

– Я тебя спросила про Вахушти, что с ним?

– Вахо… Вахо. Ты знаешь, что его старший сын погиб?

– Нет.

– Погиб. А дом их сгорел. Сожгли. А сам Вахо заболел, ему сделали операцию, и теперь у него серебряная трубка в горле. Ещё – он снова женился.

– Живёт у жены?

– Нет. Помнишь его младшего мальчика, Гугу? Гуга отстроил с друзьями отцовский сожженный дом. Чёрт знает из чего. Из всего.

Из обломков главным образом. Слепил их все бетоном. Получилось не хуже, чем у Гауди в Барселоне. На пещеру похоже. Мне нравится… Зайди к ним… Но завтра. А сейчас пойдем к Гуге в его «точку»… Знаешь, почти все наши дети открыли кафе или магазинчики. Кроме моих балбесов.

Профессор вышел на обочину, поднял руку, и тут же из переулка высунула никелированный клюв огромная черная «Чайка», как будто ждала. Здесь и в прежние времена была стоянка «ночного такси особого назначения», просто Августа об этом не знала. А сейчас, хотя весь мир изменился, ночная стоянка осталась, только не такая уж… Не такая особая. Так, на всякий случай. Зато машина вот особенная, с распродажи госгаража досталась. Старьё! Но возит.

Всё это рассказывал шофёр, лица которого было не разглядеть, даже когда он забывал о руле и поворачивался к пассажирам: слишком далеко впереди сверкала его улыбка. В десять минут «Чайка» доставила их в Ваке, где в прежние времена ресторанчики и точки не водились, очень тихий это был район, здесь жил Белый Лис – Шеварднадзе. Жил на Круглой площади, в обычном шестиэтажном доме, но сразу на двух этажах.

– Вот этот дом, сейчас он здесь не живёт, – шофёру нравилось рассказывать про прежние времена, да еще по-русски.

Но Профессор его прервал:

– Стой!..

Они вышли в тишину, в темень, в свежий запах хвои. Так всегда пахло в Ваке, там, в сквериках и во дворах, росли корявые итальянские сосны и ливийские кедры, а за домами вверх по склону горы Мтацминды начинались заросли вереска, переходившие на вершине горы в парк культуры и отдыха с гигантским колесом обозрения. Как будто самой Мтацминды для обозрения не хватило бы. А дальше начиналась необозримая Грузия, страна небольшая, но «в складочку». Так что, если б складочки разгладить, Грузия получилось бы – ого-го.