Кедаев тем временем уже лез по маленькой лесенке на верхнюю полку сарая, где лежал штабель досок.

— Куда? — спросил я.

— У меня там секретный приют, — сказал он. — Отроческий тайник. Не видно за досками. Я там курить начал. Сперва сигареты, а потом дурь. Первый раз, помню, три часа назад слезть боялся, хе-хе… Там меня точно никто не найдет.

— Хорошо, — сказал я. — Если это и есть ваш якорь, не вижу проблем. Вполне достойное место. Но надо выполнить одну формальность.

— Какую?

— Скажите несколько слов для близких.

— А как они их услышат? — изумился Кедаев.

Я улыбнулся.

— У нас есть такая возможность.

— Вы меня что, снимете?

— В известном смысле да.

Кедаев слез на пол, огляделся, где бы лучше устроиться — и сел на табурет у стены.

— Здесь хорошо?

Я кивнул. В моих руках появилась фотография в серебряной рамке. На ней были изображены две пожилые женщины и одна молодая — слегка похожие друг на друга и на Кедаева. Еще там была кошка-сфинкс с бантом.

— Ваши loved ones[17], — сказал я. — Чтобы легче сосредоточиться.

Кедаев усмехнулся.

— Меня всегда радовало это американское выражение, — сказал он. — Как тогда прикажете называть остальных? Hated ones? Indifferent ones?[18]

— Не отвлекайтесь.

— О’кей.

Он уставился в фотографию, как в камеру.