Светлый фон
С 1892 г. с женой и дочерью поселяется сначала в Риме, а затем во Флоренции, где он изучает памятники античной культуры. Годы пребывания за границей пробудили у Иванова обостренный интерес к России, он начал изучать Вл. Соловьева и Хомякова. С начала 1890-х гг. Иванов увлекается изучением Ницше, который, по его словам, становится «властителем наших дум и ковачом грядущего». Однако увлечение немецким философом вскоре превращается у него во внутренний спор, в котором культу ницшеанского антихристианства и волюнтаризма Иванов противопоставляет вечные христианские ценности. После длительных скитаний по Италии, Франции Англии, Швейцарии в 1905 г. Вячеслав Иванов вернулся в Россию. Причиной зарубежных путешествий была вовсе не охота к перемене мест, а чисто личные мотивы. Иванов приехал в столицу вместе со второй женой, писательницей Лидией Дмитриевной Зиновьевой-Аннибал, падчерицей и сыном. Снял квартиру на верхнем, шестом этаже, возле башнеобразного закругления и дал своему жилищу имя «Башня», которое прочно вошло в обиход деятелей культуры, друзей поэта. Рядом поселились взрослые дети от первого брака. По мере увеличения числа обитателей квартиры проламывали стены, присоединяя смежные помещения. В итоге слились воедино три квартиры, образовав сложную путаницу комнат и коридоров. Здесь же в двух комнатах обосновался Михаил Кузмин, поэт, прозаик, драматург. Стал принимать гостей. У него часто ночевал приезжавший из Царского Села Николай Гумилев. Обосновавшись в «Башне», Иванов приглашал друзей и знакомых «заходить». Назначались такие встречи на среду, но проходили фактически по четвергам, так как гости сходились за полночь, а расходились утром. Первая часть вечера посвящалась обычно какой-нибудь сложной философской проблеме. Вел дискуссию, как правило, Николай Бердяев. Если чье-либо выступление казалось слишком занудным, то в докладчика швыряли апельсины. А вторая часть встречи посвящалась чтению стихов… Кто же был завсегдатаем у Иванова? Константин Сомов, Сергей Городецкий, Корней Чуковский, Александр Блок, Анна Ахматова, Георгий Чулков, Всеволод Мейерхольд, Федор Сологуб, Алексей Ремизов, Евгений Лансере, Вальтер Нувель, Зиновий Гржебин, Владимир Пяст, Борис Пронин и другие. В «Башне» Блок впервые прочел «Незнакомку», пьесу «Балаганчик», «Возмездие». Многолюдные сборища не могли пройти вне внимания полиции. В ночь с 28 на 29 декабря 1905 г. «чины» явились с обыском. Гости Иванова как ни в чем не бывало продолжали беседу, чтение стихов. А обитателей квартиры раздражало и унижало требование по одному выходить в соседнюю комнату для обыска. Ничего предосудительного не нашли, но забрали в участок мать Максимилиана Волошина, необычно для тех лет стриженную, да еще одетую в… шаровары. На следующий день выпустили. Именно в это время, в конце 1905 г., по предложению Чулкова, одобренному хозяином квартиры и Блоком, обсуждается проблема создания творческого художественного объединения «Факелы», цель которого – издание одноименного альманаха и образование театра под этим же названием. Для первого спектакля Чулков посоветовал Блоку переделать одно из его стихотворений в пьесу. Поэт ранее драматургией не занимался, но тягу к театру ощущал с юных лет. Так родился знаменитый «Балаганчик», поставленный позднее Мейерхольдом в театре Комиссаржевской и ставший триумфом и автора, и режиссера. Было в биографии «Башни» событие, оставившее по себе прочную память у его участников и очевидцев. 21 мая 1910 г. Мейерхольду вручили шуточное стихотворное послание, написанное на листе с изображением «Башни», – напоминание о необычном спектакле, который состоялся 19 апреля того же года. Это была драма Кальдерона «Поклонение кресту». Инициатором постановки стала падчерица Иванова – Вера Шварсалон, художником – Сергей Судейкин. В ролях выступили Михаил Кузмин, Пяст, Яков Княжнин и другие писатели. Мейерхольда как режиссера интересовала возможность реальной проверки некоторых придуманных им сценических приемов и воссоздание в выбранной пьесе духа испанского театра. Однако в драму Кальдерона, проникнутую мрачным мистицизмом, режиссер внес изрядную долю иронии, юмора, широко использовал приемы театрального примитива. К этому его подтолкнули особенности комнатной «сцены». Если актеру надо было спрятаться, он скрывался за занавеской, покинуть сцену – уходил к зрителям. Детали обстановки, реквизита выносили из зала. Словом, царила осознанная, хорошо продуманная условность. Причем спектакль шел при освещении свечами в старинных подсвечниках. Колеблющийся свет создавал ощущение таинственности. Успеху способствовало и то, что в зале тесно переплелись зрители и актеры… «Занавес» – куски тканей – сдвигали и раздвигали двое «арапчат», дети швейцара, вымазанные сажей, облаченные в балахоны и увенчанные чалмами. Слуги просцениума – дети Иванова, Зиновьевой-Аннибал. Таковы некоторые штрихи ивановской «Башни». Они запомнились многим – ярко, навсегда. Во вступлении к «Поэме без героя» Анна Ахматова писала: «Из года сорокового, как с башни, на все гляжу…» И во второй главе: