— Тогда нашу квартиру опечатают, и у него не будет возможности заполучить пианино. Я уверена, что и на нашу мебель он тоже глаз положил. Так что думаю, пока он на нас не донесет, а если и донесет, то скажет, что мы уехали в Сибирь.

Коля смеется, радостно, как ребенок, но тут же снова мрачнеет.

— А разве они не растащат наши вещи, если подумают, что мы уехали?

— Не сразу. Квартплата внесена, квартира заперта на ключ. Они выждут какое-то время, прежде чем так рисковать. Но, Коля, я как раз собиралась поговорить с тобой о пианино…

— Не волнуйся, Аня. Я все понимаю. Тебе не нужно ничего объяснять, — быстро говорит Коля. Лицо у него выражает решимость — лицо мужчины, а не ребенка.

Да, Коля прекрасно сориентировался в ситуации. Она испытывает огромное облегчение оттого, что не нужно ничего ему объяснять. И еще большее, потому что он не жалуется, не говорит, что скучает по друзьям, что не сдаст экзамены, если так пойдет дальше. Он просто признал, что сейчас они находятся в подвешенном состоянии, а взамен присвоил себе все права взрослого мужчины. Он будет уходить и приходить, когда захочет, потому что он больше не школьник. Он будет выращивать овощи, ловить рыбу, ставить силки на зайцев. Инструменты — молотки, стамески, топор, пила — теперь его хозяйство. Что он думает о своем будущем — загадка. Он даже не заикается, что ему не хватает пианино.

Однажды, спустя несколько недель после приезда, Анна подобрала с полу, рядом с Колиным диваном, листок. На нем были записаны ноты.

— Это твое, Коля? — спросила она.

Но он выхватил у нее листок и тут же его спрятал, как будто она попыталась прочитать его личный дневник. Больше она его об этом не спрашивала. Но однажды вечером, когда она лежала на кушетке, он ни с того ни с сего сказал:

— Я сочиняю марш. Он почти готов.

— Что?

— Марш, — терпеливо повторяет он. — Это такая музыка, Аня, под которую люди маршируют.

— А! Ты хочешь сказать, что сам его сочинил? Без инструмента?

— Это не так трудно, как тебе кажется.

«Для меня было бы трудно», — думает она, но не говорит, что у них и без того достаточно маршей.

— Я посвятил его Андрею, — признается Коля, который почти не упоминал имени Андрея со времени его ареста.

— Андрею?

— Да. Он называется «Марш заключенных».

— Ой, Коля…

— Естественно, я не записал ни название, ни посвящение, — быстро оправдывается он.