§ 21. Дальнейшие принципы облачных форм, выраженные в его Амальфи

кипят, подымаются и распускаются в небесах, приближаясь к форме шара в бóльшей степени, чем это возможно при других условиях. Я упоминаю об этой виньетке не только потому, что она замечательнее всех по легкости и эластичности той внутренней силы, которая проглядывает даже в самых тяжеловесных ее формах, не только потому, что она представляет нам прекрасный образец соединения cirrostratus с cumulus, о котором мы только что говорили (§ 19), но и потому, что она является характерным образцом того, как Тернер воспользовался одним из явлений природы, до сих пор не отмеченным, именно следующим: край частями прозрачного облака часто бывает темнее его центральной поверхности, потому что на краю свет проникает в него и переходит насквозь, между тем как от центра он отражается глазу. Резко обозначенный край волны, если он не разбивается в пену, минутами кажется совершенно черным; и контуры этих массивных облаков там, где их выпуклые формы поднимаются, рельефно выделяясь из их светлых масс, почти всегда ясно и резко обозначены темными краями. Вследствие этого часто, если не всегда, мы имеем формы, выраженные только контуром, который дают характер и плотность большим массам света, ничего не похищая из их ширины. И Тернер пользуется ими смело и решительно, очерчивая контурами формы, на которые не дается никаких других указаний. Вся красота и плотность белого облака на правой стороне виньетки зависит исключительно от таких контуров.

Как замечено мною выше относительно самого исполнения, одним из лучших доказательств его превосходства служит выражение бесконечного разнообразия, так относительно изображения деталей можно вообще сказать, что в достижении этого качества (бесконечного разнообразия)

§ 22. Причины, побуждающие останавливаться на бесконечном разнообразии в тернеровских произведениях. Бесконечность разнообразия служит почти безошибочным доказательством всякой истины

§ 22. Причины, побуждающие останавливаться на бесконечном разнообразии в тернеровских произведениях. Бесконечность разнообразия служит почти безошибочным доказательством всякой истины

заключается между двумя художниками бóльшее различие, чем в какой бы то ни было другой из попыток искусства; и если мы хотим без отношения к красоте композиции или другим обстоятельствам составить суждение о правдивости картины, то, может быть, единственным элементом, которого мы должны искать во всяком предмете, будь это листья, облака или волны, является выражение бесконечного разнообразия во всех частях и делениях частей; мы можем быть вполне уверены, что где нет бесконечно-разнообразного, там не может быть правды. Из этого, конечно, не следует, что бесконечно-разнообразное всегда правдиво, но оно не может быть совершенно ложным — по той простой причине, что сам из себя человеческий ум не в состоянии составить бесконечно-разнообразное какого бы то ни было рода, не в состоянии образовать идею беспрерывного разнообразия и совершенно избегнуть повторений при комбинировании своих собственных средств. Когда мы полагаемся на себя, мы повторяемся, а потому, увидав в каком-нибудь произведении и выражение бесконечного разнообразия, мы можем быть уверены, что художник прибег к самой природе; с другой стороны, видя повторение или недостаток бесконечно-разнообразного, мы можем быть убеждены, что художник не обращался к природе.