Если бы в современном искусстве среди изображений области дождевых облаков мы могли указать только штрихи Кокса и пятна Де-Уайнта или даже ординарные изображения бурного неба наших второстепенных акварелистов,

§ 7. Современные художники в этом отношении проявили большую силу

§ 7. Современные художники в этом отношении проявили большую силу

то и тогда мы могли бы с крайним презрением и насмешкой смотреть на все попытки старинных мастеров. Но один из наших акварелистов заслуживает специальных замечаний, прежде чем мы взойдем по ступеням одинокого трона; этот акварелист не имеет соперников в своеобразной передаче правильной и чистой истины, истины, правда, ограниченного объема, и такой, применение которой не отмечено достаточным изучением, тем не менее истины самой верной и чистой. Этот акварелист — Коплей Фильдинг. Мы уже знаем, как много у этого художника зависит от особых ухищрений исполнения или от труда слишком механического,

§ 8. Творения Коплей Фильдинга

§ 8. Творения Коплей Фильдинга

для того чтобы быть похвальным; мы должны изумляться скорее ткани, чем плану его неба, и главную долю привлекательности его творений следует отнести скорее под рубрику искусного подражания, чем определенной мысли. Но примем во внимание все вычеты из его заслуг, которые нам придется на этом основании сделать; и все-таки, рассматривая искусство как воплощение красоты, как проводник ума, невозможно, когда мы говорим только об истине, миновать выставленные им несколько лет тому назад виды гор и дождей в болотных местностях; в них он изобразил несколько самых совершенных и правдивых явлений тумана и дождевых облаков, какие только знает искусство. Влажное, прозрачное, бесформенное, полное движения, ощущаемое скорее по своим теням на горах, чем по своему присутствию в небе, темнеющее только сквозь возрастающую глубину пространства, просвечивающееся более всего в самых пасмурных местах;

§ 9. Его своеобразная правдивость

§ 9. Его своеобразная правдивость

ясное только в растущей легкости движения, пропускающее синеву в промежуточные пространства, а солнечный свет сквозь отверзтые бездны, неровное в своей игривости, с неуловимыми переходами самой природы, — его небо, пока сохранятся его краски, всегда будет принадлежать к самым простым и совершенным снимкам редкой природы, которые только может дать искусство. Если бы он нарисовал пять вместо пятисот таких произведений и перешел бы к другим источникам красоты, он мог бы, без сомнения, стать одним из величайших наших художников. Но нам часто с грустью приходится видеть, что он ограничивает сферу своих способностей частными моментами, самыми легкими для подражания,