Прежде чем перейти к нашему великому маринисту, мы должны опять обратить внимание читателя к произведениям Коплея Филдинга.

§ 6. Море Коплея Филдинга чрезвычайная прелесть и быстрота его моря

§ 6. Море Коплея Филдинга чрезвычайная прелесть и быстрота его моря

Про его моря можно сказать то же, что про его небеса: он может писать только одно из них, и то при условии, чтобы оно не представляло затруднений, но при этом оно будет производить впечатление и впечатление, правдоподобное. Ни один человек никогда не передавал так блестяще свободно набегающий прилив при свежем ветре, и никто не улавливал с такой грацией и точностью изгиб рассыпающейся волны, остановленной или подгонямой ветром. Скачок его пены вперед, нетерпеливая быстрота его волн, быстрый увеличивающийся порыв которых, когда они рассыпаются в своей поспешности на себе же самих, мы почти можем слышать, есть сама природа. И его море, серое ли, или зеленое, 9 лет тому назад бывало очень правдиво по колориту, и хотя ему всегда недоставало немного прозрачности, оно никогда не было холодно или бесцветно. Но он, кажется, потерял свою способность ощущать зеленое в воде с того времени и напирал все больше и больше с неудачными результатами на пурпуровые и черные цвета. Его море в своем эффекте всегда находилось в зависимости от светлого или темного контраста с небом, даже когда оно и обладало колоритом. А теперь его море потеряло и колорит, и прозрачность и имеет немного больше значения, чем этюд света и тени.

Есть, однако, один пункт во всех его морских пейзажах, который заслуживает особенной похвалы: Филдинг заметно стремится к выражению характера.

§ 7. Выражение характера — его главная цель

§ 7. Выражение характера — его главная цель

Он, в особенности в своих последних произведениях, не столько старается дать приятную картину, распределение, основанное на науке, или красивое сочетание цветов, сколько заставляет нас почувствовать полную пустынность, холодную увядающую безнадежность продолжительной бури и беспощадного моря. Это особенно заметно потому, что он отказывает себе в колорите там, где художник низшего разряда писал бы желтой краской и кобальтом. Если бы он позволил какой-нибудь сломанной части корабля, потерпевшего крушение, подняться на момент сквозь кипящую пену, или хотя бы синюю полоску матросской куртки, или красный обрывок флага, мы были бы вполне довольны, но он ничего подобного не дает нам; мы бы чувствовали себя слишком хорошо, мы не дрожали бы и не пятились, смотря на картину, а художник с восхитительным намерением и похвальным самоотречением пишет свои кораблекрушения темной холодной коричневой краской.