Но мне кажется, что самое прекрасное море, написанное когда-либо Тернером, a следовательно, и самая прекрасная истина, когда-либо изображенная человеком, это — море, изображенное в картине
§ 39. Прекраснейшее произведение Тернера; глубокое море, изображенное им в картине Невольничий корабль
§ 39. Прекраснейшее произведение Тернера; глубокое море, изображенное им в картине Невольничий корабль
Здесь солнечный закат на Атлантическом океане после продолжительной бури; буря только отчасти утихла, и разорванные и бегущие дождевые облака текут в виде красных линий, чтоб потеряться в глубине ночи. Вся заключающаяся в картине поверхность моря разделена на два гребня громадных валов не высоких, не местных, а представляющих низкое широкое поднятие всего океана, словно грудь его вздымается от глубоких вздохов после мук, причиненных бурей. Между этими двумя гребнями огонь солнечного заката падает вдоль углубления моря, окрашивая его ужасным, но великолепным светом, глубокая и угрюмая красота которого горит как золото и течет как кровь. Вдоль этого огневого пути и по этой долине мятущиеся волны, которыми валы моря беспокойно разделяются, подымаются в виде темных, неопределенных, фантастических форм, причем каждая бросает слабую неземную тень позади себя по освещенной пене. Они поднимаются не повсюду, а по три по четыре вместе, дикими группами, яростно и злобно, словно сила валов допускает или вынуждает их; они оставляют между собой предательские пространства ровной и крутящейся воды, которые то освещаются зеленым огнем как будто из фонаря, то дают отраженный золотой блеск заходящего солнца, то страшно окрашены неопределенными изображениями горящих вверху облаков кровяного и красного цвета, которые падают на них и придают отчаянным волнам усиленное движение своего собственного огненного полета. Угрюмые тени, пурпурные и синие, дуплистых волн прибоя брошены на туман ночи, который сгущается, холодный и низкий, наступая как тень смерти на виновный[90] корабль, в то время как он пробирается среди морских молний; тонкие мачты корабля начертаны на небе в виде кровяных линий; они окружены проклятием в виде того страшного оттенка, который отмечает небо ужасом и смешивает его пылающий поток с солнечным светом и бросает далеко вдоль пустынного подъема могильных волн красные блики громадного моря.
Мне кажется, что если бы мне пришлось доказать право Тернера на бессмертие на основании одного только его произведения, я выбрал бы это.