Стремясь передать этот величественный характер моря, Тернер почти всегда ставит зрителя не на берег, а в двадцати или тридцати ярдах от него, за первым хребтом бурунов, как, например, в картинах

§ 32. Изображение Тернером бушующего моря

§ 32. Изображение Тернером бушующего моря

Конец земли, Fowey, Dunbar и Laugharne. Последняя была хорошо гравирована и может служить образцом порывистости и силы. Величественное разделение всего пространства моря на несколько темных длинных борозд трепещущей волны, из которых одна даже осыпала обломками скалы впереди, позволяет нам рассчитать пространство и силу, и люди, стоящие на берегу, сразу становятся похожими на насекомых; тем не менее при этой ужасной простоте видны ярость и бешенство в волнении единичных линий, которое придает всему морю дикую, удалую, неустанную разрозненность, вроде той разрозненности, которую можно наблюдать в разъяренной толпе, массы которой в исступлении действуют заодно, но где чувство одного совсем непохоже на чувство другого. Особенное внимание следует обратить на плоскость всех линий: необходимо придерживаться по отношению к морю тех же правил, что и по отношению к горам. Вся грандиозность и все величие в природе даются не высотой, но широтой ее масс, и Тернер, следуя ей в ее обширных линиях и не теряя подъема ее волн, придает им вдесятеро больше силы. Далее заметьте особенное выражение «тяжести» в волнах Тернера; тяжести точно такого же свойства, какую мы видим в его водопаде.

§ 33. С особенным выражение тяжести

§ 33. С особенным выражение тяжести

Мы не получаем режущей, прыгающей, эластичной линии; в волнах нет ни прыжков, ни скачков; это — характерный признак Chelsea Reach или Hampstead Ponds во время бури. Но волны катятся и ныряют с таким видом расслабления и их масса так швыряется на берег, что мы чувствуем, как скалы трясутся под ними. И чтобы получилось более сильное впечатление, они, заметьте, сравнительно мало разбиваются ветром; над плывущим деревом и вдоль берега мы получаем отметки линии оторванных брызг, но это представляет просто бахрому вдоль гребня прибоя и не имеет ничего общего с его гигантским целым. Ветер ничего не может поделать с единством его силы и тяжести. Наконец, заметьте, как на скалах, налево сила и быстрота подымающейся волны обозначаются точно такими же линиями, которые, как мы видели, служат для обозначения бешенства в потоке. Вода на этих скалах состоит из только что рассыпавшейся волны, и она мчится над ними; стремясь же по скалам, волна не рассыпается, не пенится, не обходит скал, а так же, как и в потоке, применяется к каждому повышению в скале, к каждой рытвине трепещущими линиями, грация и разнообразие которых, сами по себе, могут занять у нас целый день изучения, и только там, где два потока этой мчащейся воды встречаются в углублении в скале, показана их сила в виде вертикальных скачков брызг.