* * *

Идея Бальменовой о возможности и необходимости скопцам и эсерам соединить силы в борьбе против общего врага оказалась блестящей – опыт тех и других, огромные финансовые ресурсы сектантов: деньги их банка и деньги сотен богатейших русских купцов, их потайные корабли, уже не один век спасающие праведных посреди моря греха, и всё это в союзе с сетью революционных групп и кружков народников, густо разбросанной по империи, – немудрено, что новой организации понадобилось меньше года, чтобы поставить под свой контроль революционное движение России, полностью подмять под себя и большевиков с меньшевиками, и эсдеков, и анархистов – словом, всех.

Когда же спустя год Россия окончательно проиграла войну Германии и старая система рухнула, от легкого толчка рассыпалась и ушла в небытие, будто ее никогда и не было, союз эсеров и скопцов практически без борьбы занял пустое место. Конечно, и в этот год до революции, до власти, а тем более позже, между сектантами и эсерами нередко вспыхивали конфликты, многие, в частности большевики, верили, что союз недолговечен: уж больно обе группировки везде и во всём разные. Статьи с предсказанием его скорой гибели под привычным заголовком «В одну упряжку впрячь не можно коня и трепетную лань» появлялись в газетах едва ли не раз в месяц.

Например, первый, причем острейший, конфликт, о котором стало известно прессе, был связан с тем, что, едва объединившись, оба лагеря начали самым интенсивным образом вербовать сторонников и прозелитов, часто переманивая их друг у друга. Каждому казалось, что вот, еще немного – и он сумеет превозмочь. Слава богу, это безумие удалось остановить, пока силы тех и других еще сохранялись в равенстве. После долгих споров эсеры и сектанты договорились пока вообще прекратить прием новых членов. Причина подобных строгостей была в том, что лидеры коалиции поняли: лишь только они придут к власти, к ним начнет липнуть всякая шваль, – им же было надо, чтобы и дальше ряды их состояли из одних чистых и верных.

Боясь попутчиков, скопцы и эсеры решились тогда на очень хитрый шаг – до сих пор не знаю, кому это пришло в голову. После революции, едва минули сутки, как власть полностью оказалась в их руках, они под страхом смертной казни сами себя запретили, снова уйдя в привычное им глухое подполье. Власть они тогда формально передали потерявшим влияние большевикам; впрочем, могли передать ее и любой другой партии – дела это не меняло. Большевики стали их маской, их прикрытием: все места в коммунистическом политбюро заняли те же скопцы и эсеры, лишь генеральный секретарь – фигура, в сущности, декоративная, – остался прежний: Сталин – всамделишный большевик.