Следующий месяц экспедиционной жизни дал и объяснил Алексею очень многое. Гуляя после конца рабочего дня по окрестностям лагеря, он в разных местах находил настоящие скопища больших и малых черепах, едва ли не треть их лежала на спине, и местные рабочие объяснили ему, что сама черепаха перевернуться обратно не может – так и высыхает на солнце. Он тогда поразился, как беспомощны твари Божьи, беспомощны и несамостоятельны.

Он видел гнездо куропатки: два аккуратных крапчатых яичка были спрятаны на ровном, будто стол, такыре, под кустиком высотой с ладонь. Кого и от чего он мог уберечь? Его снова поразила беззащитность живого – какое слабое укрытие было для него в этом мире благом.

В машине вместе с шофером он возвращался из ближайшего к Топрак-Кале города – Ургенча, везя продовольствие и пришедшее из Москвы снаряжение. Шофер по такыру погнался за худой, ободранной, серой от пыли лисой. Ничего не слушая, он преследовал ее километр за километром, несколько раз она отскакивала в сторону буквально из-под колес их грузовика. Дважды она поворачивалась к ним мордочкой, и Алексей запомнил загнанные безнадежные глаза. Всё же она спаслась, нырнула в чью-то нору и ушла.

Ночами он часто гулял по пустыне и один, и с Югорским. Было прохладно, звёзды, крупные словно орехи, висели совсем близко, и земля далеко была залита мягким, кротким светом. Он любил это время, как любят его все на востоке, и ему было понятно, почему у здешнего народа до сих пор лунный календарь, а раньше были боги, открывавшиеся людям тоже только по ночам.

Наблюдая небольшие, в пять-шесть метров высотой, барханы, которыми полукольцом был окружен лагерь, Алексей сначала был уверен, что они всегда так и стоят на одном месте. Но дня через три он заметил, что вчерашние следы колес их грузовика то там, то здесь оказались под этими песчаными холмами, и вдруг понял, как они движутся. Он следил за ветром, не спеша гнавшим вверх по пологой подветренной стороне песчинку за песчинкой, видел, что каждая в конце концов достигает самой вершины, мгновение же спустя, будто с обрыва, отвесно падает вниз, и на нее, на одну эту песчинку сдвигался вперед бархан. День или два спустя ветер снова гонит ее вверх – и всё повторяется сначала.

Прямо под уцелевшей стеной Топрак-Калы, там, где ее выступ создал нечто вроде ниши или кармана, он нашел место, где на плитках такыра росли розы. Вся земля здесь, словно упавшее блюдо, была расколота и разбита на мелкие кусочки. На каждом из них верхний тончайший слой глины загибался десятками лепестков, и нежная красновато-пепельная роза цвела в тиши и безветрии с весны до глубокой осени. Божий мир был красив.