Голос Ротшильда

Герой чеховского рассказа «Скрипка Ротшильда», гробовщик и скрипач-любитель Яков, перед смертью импровизирует томительную, бесконечно грустную мелодию. Она до слез трогает случайно услышавшего ее еврея-флейтиста по кличке Ротшильд, которого тот раньше оскорблял и преследовал. Просветленный и раскаявшийся гробовщик завещает ему свою скрипку, и теперь тот играет на ней вместо флейты:

Из-под смычка у него льются такие же жалобные звуки, как в прежнее время из флейты, но когда он старается повторить то, что играл Яков, сидя на пороге, то у него выходит нечто такое унылое и скорбное, что слушатели плачут, и сам он под конец закатывает глаза и говорит: «Ваххх!..» И эта новая песня так понравилась в городе, что Ротшильда приглашают к себе наперерыв купцы и чиновники и заставляют играть ее по десяти раз[472].

Из-под смычка у него льются такие же жалобные звуки, как в прежнее время из флейты, но когда он старается повторить то, что играл Яков, сидя на пороге, то у него выходит нечто такое унылое и скорбное, что слушатели плачут, и сам он под конец закатывает глаза и говорит: «Ваххх!..» И эта новая песня так понравилась в городе, что Ротшильда приглашают к себе наперерыв купцы и чиновники и заставляют играть ее по десяти раз[472].

Те же унылые звуки молодой Чехов, вероятно, мог услышать еще в 1881 году в Москве, куда незадолго до того переселился из Таганрога. Еврейская газета «Рассвет» тогда писала:

На Всероссийской выставке в Москве выставлен небывалый музыкальный инструмент, изобретенный одним житомирским евреем. <…> Изобретатель назвал свой инструмент – «плачущий голос», потому что из него исходят одни только печальные и плачущие звуки. Ни одной пьесы веселого характера на нем играть нельзя. Сам изобретатель извлекает из своего инструмента такие звуки, что все слушатели, особенно же евреи и еврейки, плачут навзрыд.

На Всероссийской выставке в Москве выставлен небывалый музыкальный инструмент, изобретенный одним житомирским евреем. <…> Изобретатель назвал свой инструмент – «плачущий голос», потому что из него исходят одни только печальные и плачущие звуки. Ни одной пьесы веселого характера на нем играть нельзя. Сам изобретатель извлекает из своего инструмента такие звуки, что все слушатели, особенно же евреи и еврейки, плачут навзрыд.

Неведомую мелодию самого Якова Бронзы и Ротшильда, как и всю тему метафизической ностальгии в чеховском рассказе, Р. Л. Джексон связывает со 137-м (в русской традиции – 136-м) Псалмом: «На реках вавилонских сидели мы и плакали», – резюмируя: