Приводится перечень соответствующих «этапов»: Рим «во времена Августа», Мадрид с 1558 года, Париж с 1700-го и пр., причем седьмым этапом назван Петербург; а

далее глава змия движется или двинулась по указанному стрелками пути на Москву, Киев, Одессу. Константинополь значится восьмым и последним этапом до Иерусалима. Следовательно, осталось змию немного пройти до сомкнутого цикла через соединение главы его с хвостом.

далее глава змия движется или двинулась по указанному стрелками пути на Москву, Киев, Одессу. Константинополь значится восьмым и последним этапом до Иерусалима. Следовательно, осталось змию немного пройти до сомкнутого цикла через соединение главы его с хвостом.

Итак, «ныне крепкий трон Сиону воздвигнут, – остается возвести лишь царя иудейского»[465].

Когда мы читаем в «Протоколах» или у Шмакова об этой необъятной хронологии и о воображаемом еврейском «могуществе, которое накоплялось веками», вспоминаются впечатления гриновского героя, блуждающего по лабиринтам банка, – будто он «бродит в прошлых столетиях, обернувшихся нынешним днем» и каким-то «веянием неслыханной дерзости»: «Сделано – и молчит». Ср. в «Крысолове» подслушанные героем откровения крысы-заговорщика: «Освободитель прибыл издалека. Его путь томителен, и его ждут в множестве городов»[466].

Черным и черноглазым чудовищам, агентам этого «Освободителя», воплощенного в исполинской черной крысе с оскаленными зубами[467], противопоставлена у Грина обаятельная нордическая семья Иенсенов, озаренная серо-синими глазами Сузи. Постепенно наладившаяся у него антитеза светлых и черных цветов столь же знаменательна, как и немецкий возглас Крысолова «Хальт!», оборвавший триумфальное продвижение крысиного повелителя. Этот символический сигнал, несомненно, связан с повальным германофильством, распространившимся к концу Первой мировой войны в антибольшевистских кругах[468]. Германофильство же, в свою очередь, смыкалось с антисемитизмом и крепнущими околонацистскими или пронацистскими настроениями. В послевоенной Германии носителем такого синтеза был, в частности, близкий к Розенбергу русский эмигрант Ф. Винберг (альманах «Луч света», книга «Корни зла» и т. п.), издатель и панегирист «Протоколов», призывавший к физическому уничтожению еврейства[469].

В Советском Союзе стихийное германофильство, неимоверно катализированное коммунистическим террором, станет, как известно, одним из ощутимых факторов, способствовавших массовому пораженчеству 1941 года. Применительно к «Крысолову» не мешает напомнить, что к числу коллаборантов принадлежала и вдова писателя Нина Николаевна Грин, встретившая нацистское нашествие в Крыму. Она деятельно сотрудничала в подконтрольной печати, а затем, спасаясь от советских войск, ушла с немцами в Германию. После войны ее приговорили к десяти годам лагерей. Она отбыла срок почти полностью, а освободившись, всю оставшуюся жизнь тщетно добивалась реабилитации, в которой ей было решительно отказано – даже в период «оттепели»[470].