Здесь нам потребуется перейти от ВШ к автобиографическому трактату, дописанному Белым весной 1928 года, когда работа над мемуарами еще продолжалась. Однако в ПЯСС и антропософская, и, главное, вознесенная над ней исповедальная тема трактуются в радикально ином освещении, чем в ВШ, – и под еще более резким влиянием исторических обстоятельств.
В советских верхах кончина председателя Совнаркома оплакивалась под углом борьбы за престолонаследие, но официально преподносилась как величайший стимул для преодоления фракционных раздоров, угрожавших единству разношерстной партии (фактически аппарат изначально стремился нейтрализовать Троцкого с его слишком еще злободневной близостью к Ленину). Нечто сходное мы находим и в позднеантропософском мире Белого, который продолжает приглядываться к миру наружному в ревнивом сопряжении с ним.
Вслед за кончиной Штейнера осиротевшее движение тоже охватили сумятица и раздоры, и автор упоминает о них в тревожном тоне большевистских поборников спасительного единения:
После смерти Рудольфа Штейнера «Антропософское общество», собравшее тысячи разноустремленных бытов, классов, культур, «обществ», не может не стать на распутье (ПЯСС: 470).
После смерти Рудольфа Штейнера «
Безотносительно к реальным и весьма серьезным проблемам такого рода побудительным примером, особенно на фоне совсем недавнего XV съезда ВКП(б), оставались для Белого и сталинские инвективы против троцкистских и прочих «раскольников».
В ПЯСС по сравнению с ВШ он куда более откровенен и оттого куда менее доброжелателен к западным, а отчасти и к отечественным штейнерианцам (не говоря уже о мусагетовцах). Белый здесь заключает, что всякое