И ей были нужны здешние люди, прежде всего потому, что, зная об их присутствии здесь, она никогда не смогла бы уехать навсегда, а во вторую очередь потому, что они напомнили ей с абсолютной ясностью, которая, кажется, пронизывала всё, творившееся здесь, что ее место — в отделении неотложной помощи. Она не могла переехать сюда, Рози это знала, и не могла остаться, зато могла вернуться. Она не могла работать здесь круглый год, но и ближе к дому были клиники и пациенты, которые в ней нуждались.

И Поппи нельзя быть Клодом, нельзя ее прятать, и если они не сумеют полностью спланировать, кем она сможет быть через два года, десять или двадцать лет, этого и не нужно. Они могут принимать трудные решения вместе, когда настанет время решать, а пока можно принимать то, что есть сейчас и что в этом есть хорошего. Могут со вниманием относиться к трудностям каждого, не только к трудностям Поппи, и к той, с которой сталкивались все люди во всем мире, пытаясь понять, кто они есть, и что им нужно, и что помогло бы этим таинственным, непознаваемым, чудесным существам в их заботах. Их жизнь, жизнь семьи Рози, была бы сказкой иного рода, где меньше магии и больше неопределенности, меньше «когда-то давным-давно» и «долго и счастливо», зато больше того, что между ними. Срединного пути. А тем временем они должны жить с незнанием, имели возможность жить с незнанием, возможность помогать другим жить с тем, с чем сами должны жить. Рассказывать истории, рассеивать страх, позволять быть. При необходимости — вносить поправки.

Рози пошла проведать девочку с червем, завершая рабочую смену, чтобы потом отправиться домой и начать собираться к отъезду на родину.

Часть IV

Часть IV

Долго…

Долго…

Грюмвальд стоял перед зеркалом в одежде принцессы Стефани и гадал, как это будет — когда кто-нибудь узнает, а потом, вскоре после этого, уже все узнают секрет, который он хранил столько лет. Он вспоминал тот случай, когда ведьма дала ему волшебные бобы. Вспоминал тот случай в ресторане, когда ужинал с Ллойдом. Вспоминал задом наперед весь свой путь, вплоть до того момента, когда впервые встретил ведьму, до тех времен, когда он еще был только Грюмвальдом, одним лишь Грюмвальдом. Те времена представлялись ему туманно — так, как бывает, когда пытаешься представить то, что считал истиной, но просто больше не можешь в это верить.

Он вспоминал ту ночь с феями, ту ночь, когда в некотором роде началась его жизнь, день рождения принцессы Стефани. Ведьма, которой не терпелось получить ингредиенты для одного заклятия, наложила на него другое: он будет Грюмвальдом днем, принцессой Стефани по ночам. Поначалу это заклятие было ему ненавистно. Путь между его раздвоившимися «я» надо было прокладывать сквозь заросли деревьев, спутавшихся корнями, грязных и неухоженных, и каждый день ходить по нему туда-сюда было невероятно утомительно.