В оценке Лемке, срыв в сентябре – октябре 1915 г. Виленской операции и Свенцянского прорыва немецких войск был «лебединой песней» русской армии, которая после нее «уже не знала ни побед, ни удачных выходов из трудных положений»[1263].
Свенцянскому прорыву посвящены очерк А. Певнева (Роль конницы)[1264] и специальное исследование Н. Евсеева[1265]. Последний, комбриг, преподаватель Военной академии имени Фрунзе, детально исследовал ход боевых действий, сконцентрировав внимание на чисто военных аспектах операции: соотношении сил, обеспечении войск, эффективности руководства ими, конечных результатах. Но книга интересна и показом нараставших в ходе войны трудностей, с которыми пришлось столкнуться военному руководству обеих сторон. «Свенцянский прорыв» отличался от других операций мировой войны, прежде всего, тем, что войска обеих сторон вели эту операцию в условиях серьезного истощения сил. Евсеев пишет:
Отражение Свенцянской наступательной операции немцев, по оценке Ю.Д. Данилова, помогло и союзникам России: немцы «приступили к оттяжке части своих сил обратно на западный фронт, чтобы обеспечить там свое положение от готовившегося против них наступления наших союзников» [1267].
Оборона Сморгони и Нарочская операция. Самое первое упоминание сражения у Сморгони встречается в книге А.Н. Де-Лазари «Химическое оружие на фронтах мировой войны»[1268] в связи с германской газовой атакой 2 июля 1916 г. Две последовательно проведенные атаки продолжались полтора часа, газ нанес большие потери. Они объяснялись недоверием солдат к противогазам: некоторые в суматохе боя достать их не успели, другие и вообще их потеряли. Но это стало уроком. Де-Лазари замечает: