— Романза! Тебя так зовут? Романза.

Грудь ломило. Ну и адская же вонь! Ему становилось все труднее дышать. Им с Айо следовало понять друг друга. Нужно найти человека, кто может знать, как этого добиться.

— Прошу тебя! Мы же все можем погибнуть.

— Но если это все изменит, то пусть так и будет! — Губы Айо почти прижались к его уху, но его голос внезапно зазвучал очень печально: — Ураган застигнет нас врасплох, неприкаянный. Пусть все исчезнет!

Он знал, что это за запах: коррупция его отца, от которой гнила земля, заражая его легкие; она распространялась словно инфекция всякий раз, когда Романза бросал взгляд на одно из фабричных зданий или слышал очередное обещание отца, которое тот не собирался выполнять.

Если это твой выбор, сказал ему отец в день, когда он ушел из дома, так бери и ешь, наешься этим досыта. И не возвращайся. Но он-то ждал, что отец изменится. Со временем. Как земля. Ведь все меняется. И что он простит своего единственного сына. Ведь его имя Интиасар, и он мог в любой момент вернуться домой, так?

Темное небо распахнулось над ними как гигантский колодец. Тысячи звезд. Романза упал на землю. Айо присел на корточки перед ним, прижав руку к его груди, потом к вискам. Он думал о Сонтейн, как она карабкалась сегодня утром на его дерево, съезжала по веткам и ругалась.

Где она сейчас? Боги, боги, а где сейчас мать?

Он опять харкал кровью.

Вдалеке над ареной Гранд-театра раздавались аплодисменты.

Романза заставил себя подняться и побежать.

* * *

Сонтейн и Данду сидят на краю огромной лохани с водой в саду его отца, почти прижавшись ртами. Оба дрожат. Слова выскакивают из горла Сонтейн, уши Данду жадно их ловят. Вокруг них спят крошечные существа. Сонтейн и Данду держатся за руки и болтают ногами.

Между ними лежит манго — зеленое, с красным бочком.

Она берет плод, вонзается в него зубами и отдирает полоску зеленой кожуры. Желтый сок капает ей на ладонь, на торчащее колено.

Данду нагибается и слизывает капли сока с ее кожи.

Оба шумно вздыхают, хватаются за плод, пытаются схватить его губами, и сок размазывается по ее щеке. Они думают о летних деньках и озабочены безопасной любовью. Он целует ее в разные места — вдоль крыльев, сложенных на спине под кожей, и дальше вниз. Она прикасается пальцами к своей промежности, увлажняя их, а у него кружится голова, когда она дает ему облизать свои мокрые пальцы.

Висящие на ветке плоды кешью лопаются, и орешки, как дождевые капли, сыплются вокруг них. Пурпурные, алые, лимонно-желтые и белые лепестки, кружась, падают на ее растрепанные кудряшки, заставляя Данду чихать. Зеленые фрукты и овощи раскачиваются и раскрываются: плоды генипы взрываются, выплескивая сок, груши, баклажаны, ярко-желтые томаты; земля бьет фонтанчиками, когда новые деревца, треща, прорастают к свету. Он что-то бормочет, уткнувшись губами ей в челюсть, а она передергивает плечами, стряхивая с обоих последние остатки страха.