Проводила. Медленно выдохнула, без сил опустившись на первую попавшуюся горизонтальную поверхность.

А наутро меня ждал сюрприз. При виде которого я подскочила, как…

Утром следующего дня в ординаторскую заглянула моя выписная пациентка. Выписная – значит, сегодня выписывается и едет домой. По моей задумке на ее место должна была лечь та самая новенькая, с сыпью цвета лосося.

Выразительно двигая бровями, выписная скороговоркой зашептала:

– Елен Санна, там новенькая, в нашей палате… Того…

И активно поманила меня пальцем.

Я не очень солидно подскочила и понеслась.

С фонендоскопом и тонометром, как это водится во всех случаях, когда пациенты… Того…

– Да там можно без фонендоскопа, – донеслось вслед.

«О господи», – подумалось мне.

Пусть от ординаторской до палаты я преодолела в четыре заячьих скачка. Дверь в палату настежь открыта. Буквально с разбегу врезаюсь в толпу людей.

Человек восемь или десять в трехместной палате.

В центре толпы, спиной ко мне стоит высокая статная женщина.

– Ангел! Ну чисто ангел сошел с небес! – певучее контральто завораживает слушателей.

– Кому здесь плохо? – выдыхаю я.

Теперь в центре внимания – я. Двухметровая владелица контральто оглянулась, и только тут я ее узнала.

Это она. Моя вчерашняя пациентка. Та самая, которой не нашлось места.

Она оказалась шире в плечах и выше на целую голову. Шире и выше, чем я ее запомнила вчера. Запомнила сидящей на стульчике и понуро смотревшей то на меня, то в стену.

Плечи ее расправились, в голосе появилась глубина, в глазах плясали искорки.

– Мне плохо, доктор! Мне было – плохо. Вчера. А сейчас мне, доктор, хо-ро-шо! Можно я вас обниму? – И, не дожидаясь ответа, она сгребла меня в охапку. Я смущенно разулыбалась.