Ждать становилось не по силам. Нетерпение подавляло последнюю выдержку, и Кольку спасало лишь забытье, в которое научился он погружаться. Бездумно, механически он что-то делал, выполнял команды и приказания, но сердцем и мыслями выключался из жизни. Виделись ему отмели в сверкании моря, скрипучие флюгера на стожарских крышах, застенчивое лицо Елены в гроздьях черемухи… Нет, о черемухе лучше не думать: она напоминает кашель Андрея и его гнев… В самые легкие минуты виделся яростный бой, в котором гибли целые орды гитлеровцев — гибли от пламени его сердца, сгорающего дотла. В этом бою воплощалось новое Колькино счастье, и он, ушедший в себя, робко и радостно улыбался. Петру Лемеху, работавшему всегда рядом, порой приходилось его окликать по нескольку раз.

Он оживлялся лишь в те вечера, когда в кубрике возникали слухи о скором прибытии кораблей. Тогда Колька любовно поглаживал автомат и настойчиво размышлял о том, где бы еще раздобыть парочку дисков с патронами… Но слухи не подтверждались, и Колька вновь замыкался в себе. Февральские, скользящие по заливу ветры, монотонно гудевшие по ночам, доводили его до бешенства.

— Расскажи мне о Ленинграде, — попросил однажды Андрей. Колька удивленно взглянул на него, нехотя стал рассказывать. О блокадном Невском и мертвых людях на нем, о пустых дворах и промерзших лестницах, о саночных следах на снегу, сливающихся в сплошную дорогу скорби. Вспомнил снарядом разрушенный дом, плачущего мальчишку на мостовой и одинокий звон колокольчика над повисшей в сером провале дверью Сам не заметил, как начал вздрагивать голос, как слова наполнились гневом сердца. Над следами Еленкиных саночек вновь зашуршала поземка, которая подчеркивала одинаково и молчание города, и тишину кладбища. В этой поземке, пронзающей город, до ужаса просто раскрывалось все то, о чем ежедневно рассказывал политрук. Группа армий «Север», блокировавшая Ленинград, насчитывала тридцать дивизий, в том числе три механизированные и три танковые. Свыше шести тысяч орудий, авиационный корпус пикирующих бомбардировщиков генерал-полковника фон Рихтгофена обрушивали на осажденный город тонны смертоносного металла. В секретной директиве гитлеровской ставки командующему группой «Север», ставшей известной нашим разведчикам, указывалось прямо и недвусмысленно: «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта… Предположено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей».