Мы с Перси встречаем новость не шевелясь. Одинокий ботинок, из последних сил цеплявшийся за мою ногу, наконец признает свое поражение и падает на пол, гулко стукнув деревянным каблуком по персидскому ковру.

– Желаете привести себя в порядок наедине? – уточняет Синклер.

– Да, – хором отвечаем мы.

Синклер уходит: со щелчком закрывается дверь. Слышно, как на улице шуршат по гравию колеса кареты и понукают лошадей кучера.

У Перси вырывается душераздирающий зевок, и на меня нападает беспричинный смех.

Перси замахивается, но удар уходит в воздух.

– Чего ты?

– Ревешь как медведь.

– А ты разишь как барный пол.

Он головой вперед соскальзывает с кровати, путаясь в простыне, опускается щекой на ковер и застывает: будто пытался встать на голову, но забыл распрямить ноги. Его пятка врезается мне в живот, слишком, на мой вкус, низко, и мой смех сменяется стоном.

– Ну-ну, мой дорогой, угомонись.

Нужда облегчиться становится нестерпимой, и я кое-как поднимаюсь на ноги, держась за штору. От карниза отрываются несколько петель. Боюсь, наклоняться и нашаривать под кроватью ночной горшок не стоит – если не скончаюсь на месте, то, во всяком случае, прежде времени опустошу мочевой пузырь. Так что я распахиваю окна и мочусь на живую изгородь.

Сделав дело, я оборачиваюсь: Перси так и лежит на полу вниз головой, не спустив ног с кровати. Во сне с его волос соскользнула стягивавшая их лента, и теперь они обрамляют лицо лохматой черной тучей. Я хватаю с серванта графин хереса, наливаю бокал и осушаю в два глотка. Во рту у меня минувшей ночью издохло нечто мерзкое, и вкуса я почти не чувствую, но в голове приятно гудит, значит, я как-нибудь переживу прощание с родителями. И несколько дней в одной карете с Фелисити. Боже, дай мне сил.

– Как мы вчера добрались до дома? – спрашивает Перси.

– Где мы были-то? После третьей сдачи пикета все как в тумане.

– Ты ту сдачу вроде выиграл.

– Я не вполне уверен, что вообще еще играл. Признаться, к тому моменту я уже немного выпил.

– Признайся, не так уж и немного.

– Ну я же не совсем напился…

– Монти, ты пытался снять чулки, не разуваясь!