Началось это всё вчера после обеда. У Необъятного так заведено: утром он со своей курицей в гаражах болтается, люди, которые просьбу какую хотят, спокойно и не торопясь его зовут по одному, он их слушает и соглашается или нет, тут всё просто. Потом Необъятный идёт к себе домой обедать, а курица у него в саду пасётся, ковыряется там, всякое ищет – вы если хоть раз мимо двадцать третьего дома по улице Амореев ходили, наверняка курицу эту видели, забора-то у Необъятного давно уже нет, и весь сад с улицы видно как на ладони – ну, там, где не заросли. А после обеда у Необъятного заведено лежать в саду в гамаке и разговаривать разговоры – правда, непонятно, с кем, потому что если с улицы посмотреть, то никого, кроме Необъятного, гамака и курицы в этом саду не наблюдается. И если кто из наших пробовал подслушать, о чём там Необъятный после обеда вещает, так ни у кого не выходило – вроде, слышно, что говорит, и голос его, Необъятного, характерный такой, а ни слова не разобрать, даже если совсем близко подойти. Ну и обычно к вечеру Необъятный из своего гамака выбирается, и снова в гаражи людей слушать, или же идёт по домам к тем, которые его позвали у себя дома проблему решать.

Но это обычно так, а вчера, как раз примерно в то время, когда Необъятный обычно в гамаке своём лежит, прибегает он, значит, в гаражи, и лицо такое – злое, но не злое, а такое, очень целенаправленное, и, самое главное, курицы его при нём нет, а это вообще неслыханное дело, чтоб Необъятный и без курицы.

– Собирай всех, – говорит нам, мы вот как раз первые были, кого он встретил, – собирай всех, беда.

И руками так машет, будто слова ему очень выговаривать сложно, и приходится руками их из воздуха вырубать. Ну, наши, конечно, сразу смекнули, что к чему, быстренько собрались, принесли ему маленькую да огурец. Необъятный водку хлопнул, не поморщась, как воду, и закусывать не стал, но нам всем видно, что попустило его малёк. Потом он так вдохнул, выдохнул, да как пошёл материться, что у тех, кто к нему ближе всех стоял, аж слёзы на глазах выступили, и вот тогда уже, на Необъятного матюки, все, кто в гаражах был, как один прибежали – послушать да посмотреть, что творится, Необъятный же зря языком болтать не любит, да и не матерится почти никогда.

Долго он матерился, минут пять без продыху, Лёнька говорит, он на телефоне секундомер засекал, но не с самого начала, значит, считай, все шесть минут, а то и дольше. Потом, как отматерился, уже понятно было, что все, кто есть, собрались, и Необъятный нам тогда вот чего рассказал.