– Не важно, я спросил, просто чтобы еще раз услышать ваш голос.

Снова воображаемое место. Ширмы на месте стен. Усыпляющее беззвучие, полусвет. Высокие кресла, плотные портьеры, отблески бокалов – все словно из другого, давно минувшего или никогда не наступавшего века. Тени, их тревожная музыка. Помню, как я впервые пришел в эту пустынную квартиру, странно – тогда она показалась мне совсем не похожей на себя. Представлялось, что комнаты, полные причудливой, смутной немоты, должны выглядеть как-то иначе. Но и что-то общее тоже было. Наверное, сам однозвучный узор тишины. Схожесть со степью или небом. Без вычурности. Рука едва заметным (похожим на далекое хоровое пение) движением отвела от глаз тонкую прядь. Изгибаясь, длинные волосы точно копировали контуры плеча. Далее – едва слышная беседа, перемежаемая сверкающими паузами. Пока тянулась каждая из них, они успевали по несколько раз забыть и вспомнить друг друга.

– Сколько сторон у темноты?

– Не меньше, чем граней или вершин.

– А многие из вершин покорены?

– Уже ни одной. С тех пор, как их начали считать…

– Слова ускользают, как мысли.

– Да. И мысли тоже ускользают, как мысли.

Занавешенные оконные рамы. Их монотонная, загадочная бездвижность. Разговор, окруженный хрупкими лучами теней. Приглушенные голоса. Пытающиеся произнести забвение. Самое сложное – правильно расставить затишья между произносимыми фразами.

– На некоторые ширмы я решила повесить окна. За шторами спрятаны междуночные картины и междудневные гравюры.

– Я помню.

– Стоило бы занавесить и дверные проемы, но что-то сдерживает меня.

– Что именно?

– Точно не здравый смысл. Может быть, тяга к неприметным сквознякам.

– Или беспредметный смех?..

– Прикоснитесь ко мне.