Но когда Этель открыла дверь и я увидела его внизу у лестницы, увидела его высокую уверенную фигуру в военной форме, увидела его самого, вернувшегося из ада войны, моя нерешительность исчезла. Он протянул ко мне руки и я, сбежав по ступенькам, бросилась в его объятия.

Возвращение Хьюго обрадовало маму. Он обнял ее, как сын, и для нее — мне показалось — было утешением обнять его, живого и здорового, хотя никогда уже больше не обнять ей своего Алана.

Я рассказала Хьюго о своих политических убеждениях, и он готов был разделить их со мной. Он поистине был беззаветным и романтическим возлюбленным. Хотя он еще не оправился и лечился от малярии, каждое утро мне приносили от него букеты из цветочного магазина, а если, бывало, в какой-нибудь день мы не встречались, он присылал мне с курьером любовные письма. На улице его красивая, мужественная фигура привлекала все взоры. Когда мы обедали вместе в городе, я слышала за спиной шепот: «Это Троссел, кавалер Креста Виктории», и вокруг собиралась толпа, приветствуя нас.

— Какое обручальное кольцо ты хочешь? — спросил он.

Я сказала, что предпочла бы бабочек.

В магазинах продавались яркие куинслендские бабочки, и я мечтала иметь коробку с такими бабочками.

Однако когда Хьюго сказал маме, что я хочу бабочек вместо кольца, вид у нее был очень расстроенный.

— Мне бы хотелось, чтобы у нее было кольцо, — сказала она.

— Правильно, мама, — сказал он ей с заговорщическим видом. — Я тоже хочу, чтобы у нее было кольцо.

Он подарил мне кольцо с западноавстралийской жемчужиной, вделанной среди мелких бриллиантиков, и мама пришла в восторг — вот теперь уж, по ее мнению, я была обручена по-настоящему. Но Хьюго принес мне и бабочек, он даже сумел оценить их прелесть, воскликнув при этом:

— Ох, детка, да они просто великолепны!.. Вот здорово! Я рад, что купил их для тебя!

Я сказала ему, что жар нашего чувства подобен цвету этих бабочек, и оно такое же крылатое.

— Но ведь они мертвые! — воскликнул он. — А мы живы!

Его бурные ласки вызывали у меня ощущение, что самое важное на свете — это жить и любить.

Хьюго обсуждал с мамой нашу женитьбу. Он сказал, что, на его взгляд, нам не следует устраивать свадьбу, пока война не кончится. Мне эта церемония вообще была безразлична. Я предупредила его и маму, что буду венчаться только в ратуше или вообще не выйду замуж.

— Ох, милая, — взмолилась мама, — может быть, священник обвенчает вас не в церкви, а под эвкалиптовой ветвью?

— Нет, — сказала я, — ни церкви, ни священников не будет. Для меня это очень важно. Я должна выйти замуж в соответствии со своими убеждениями. Да и вообще я согласна жить с Хьюго без всякой регистрации.