Теперь, конечно, все эти люди мертвы. Мертвы, Рой, и почти позабыты – как и я почти позабыла те краткие приступы сомнамбулизма, которые сопровождали мою недолгую службу в «Короле Генрихе». Страдающие этим недугом, как известно, способны совершать поистине невероятные поступки, особенно во время сильного приступа. Могут, например, встать и приготовить обед. Или сделать некие записи в дневнике. Да они все что угодно могут сделать, лишь бы оказаться во сне подальше от реки Мнемозины – источника, открывающего человеку его прошлое и настоящее, – и устремиться прямиком в объятия Леты.

Что же касается Доминика Бакфаста, то он умер всего через полгода после собственной свадьбы от аллергического шока, вызванного чрезмерной дозой экстази. Умер он, кстати, во время очередного празднования чьего-то дня рождения. Родственники категорически отрицали пристрастие Доминика к наркотикам, хотя всем, в том числе и им, было известно, что он еще в ранней юности начал курить марихуану. Однако никто так и не признался, что снабжал его «травкой». Остался неизвестным и тот, кто позже поставлял ему другие наркотики. В школе никто его поставщиков не знал. А полиция проявила достойное сожаления отсутствие интереса как к выявлению этого источника, так и к другим важным деталям, которые, будь Доминик белым, должны были бы, по-моему, вызвать серьезные подозрения. Но что поделаешь, наша полиция никогда толком не умела (и не хотела) видеть дальше определенных стереотипов. А в ином случае кто знает, что им еще удалось бы раскопать?

Удочерить Эмили Доминик так и не успел, хотя оформление начал. Он оставил нам дом и все свои сбережения, что в совокупности с тем крошечным наследством, которое досталось мне от родителей, гарантировало нам вполне спокойное существование. Моя дочь сменила фамилию и стала Бакфаст, как только ей исполнилось восемнадцать, хотя самого Доминика она к этому времени почти совсем позабыла, помнила его лишь по тем историям, которые я ей рассказывала – то есть по тем легендам, которые умеют так искусно скрыть правду, – ну и, разумеется, по фотографиям.

* * *

Я посмотрела на часы и увидела, что уже седьмой час. Кофе совершенно остыл, да и ты, Рой, уже остывал. Я даже не заметила, как это случилось. Должно быть, очень быстро. Обширный инфаркт, скорее всего, вызванный напряжением – ты все-таки слишком рано вернулся на работу. Нет, ко мне случившееся, разумеется, не имело никакого отношения. Я же говорила, Рой, что ты мне всегда очень нравился. Ты теперь выглядишь таким спокойным: глаза закрыты, словно ты наслаждаешься мирным послеобеденным сном. Я рада, что ты прожил достаточно долго и успел узнать, что твой друг Скунс был невиновен – по крайней мере, в этом конкретном преступлении, – а твой обожаемый «Сент-Освальдз» теперь вновь в безопасности и там нечего делать этим стервятникам, любителям скандалов.