Существуют два типа людей, Рой: одни застывают на месте, стоит оказать на них давление, а другие сразу же сами идут в атаку. Я принадлежала ко второму типу и действовала совершенно инстинктивно. Покрепче ухватившись за ремень своего красного портфельчика, я что было сил замахнулась и ударила портфелем прямо по металлической подпорке, благодаря которой дверца люка и оставалась открытой. Подпорка упала, портфель вылетел у меня из рук, чудовищная фигура тут же исчезла в люке, и тяжелая дверца захлопнулась с таким грохотом, что он, казалось, заполнил собой весь мир. Потом откуда-то из-под сцены донесся глухой стук, словно там упало что-то тяжелое, и наступила тишина. И в этой тишине испуганно запел-запричитал без слов чей-то голос.

Я понимала только, что лишилась своего красного портфельчика, что он исчез в том страшном люке, и эта утрата полностью заслонила для меня все остальное. У детей ведь своя шкала ценностей, Рой. Они видят окружающий их мир как бы со своей собственной, очень маленькой и странной, колокольни. А взрослые, как представляется детям, живут где-то высоко над ними в некоем неясном тумане. Мысли и поступки детей всегда связаны с сильными чувствами и определенными ритуалами, которых взрослые не понимают. Вот почему и смерть брата оказалась для меня практически незамеченной на фоне куда более серьезной «трагедии» – мой красный портфельчик исчез, угодив прямо в логово того чудовища.

Теперь, будучи взрослой, я это все вполне способна понять. Когда оглядываешься на свое прошлое как бы через окно заднего вида, то все видится безупречно четко, все сразу встает на свои места. Один мальчик в маске moretta и в длинном черном плаще стоял на лесенке; второй мальчик ждал внизу, в комнатке под люком. И маленькая девочка в ужасе захлопнула дверцу этого люка, из-за которой лилось зеленое сияние – точно так же она захлопывала и крышку унитаза, чтобы заглушить зловещий звук сливающейся воды и защитить себя от жуткого мистера Смолфейса. Только дверца люка оказалась гораздо тяжелей крышки унитаза; она размозжила мальчику, стоявшему на лестнице, череп, и через несколько секунд он умер.

– Это все удивительно быстро произошло, – рассказывал мне Фентимен, когда мы с ним еще стояли на берегу того дождевого озерца. – Я, наверное, еще целую минуту не мог поверить, что Конрад не притворяется. Невозможно же, чтобы человек секунду назад был еще жив, а уже в следующую секунду – мертв? Наверное, я на какое-то время попросту утратил и счет времени, и способность соображать.