ПОСЛЕ БАНКРОТСТВ 2007–2009 ГОДОВ И ПОСЛЕДОвавших окольных дебатов о регулировании сложно переоценить это преимущество — быть слишком маленьким, чтобы рухнуть. Взрыв таких гигантов, как Lehman Brothers и AIG, вызвал обледенение мировой кредитной системы, создав самую крутую рецессию с 1930-х годов. Расходы на спасение тонущих компаний погасили кризис финансов в мире богатых, ускорив переход экономических мощностей в зарождающиеся экономики. Государственный долг США подпрыгнул с 43 докризисных процентов ВВП к ожидаемым 70 % в 2010 году, тогда как государственный долг в Китае, Индии, России и Бразилии остался приблизительно неизменным. Тем временем в Европе такие страны, как Греция и Ирландия, балансировали на грани банкротства. Согласно Международному валютному фонду, вливания наличности, гарантии по задолженностям и другая помощь, оказанная «слишком большим, чтобы рухнуть», организациям в больших продвинутых экономиках, составила умопомрачительные 10 триллионов долларов, или по 13 тысяч долларов на каждого жителя этих стран³. Суммы, потраченные на спасение упитанных финансистов, разрушили легитимность капиталистической системы. В декабре 2009 года президент Барак Обама с сожалением заявил, что «пришел к власти не для того, чтобы помогать кучке богатых банкиров»⁴. Но он им все-таки помог, и популистский гнев на его щедрую политику вряд ли вызовет удивление. Еще большее беспокойство вызывает то, что ни Обама, ни какой-либо другой лидер не знают, как не допустить, чтобы «слишком большие, чтобы рухнуть», организации снова и снова обирали народ. Самое плохое в кризисе то, что он может легко повториться.

Чтобы понять, почему так происходит, обратимся к заколдованному кругу, который терзает правительственную поддержку финансового сектора. С одной стороны, многие финансовые организации действительно слишком большие, чтобы рухнуть; если правительства откажутся их спасать в надежде защитить деньги налогоплательщиков, они откроют дверь обвалу, который будет стоить налогоплательщикам еще дороже — как продемонстрировал кризис, последовавший за провалом Lehman. С другой стороны, каждый раз, когда правительство оплачивает счета за риски, предпринятые финансистами, оно понижает цену этого риска для рыночных игроков, демпингуя их мотивацию к снижению рисков. Если бы, например, не существовало страхования депозитов, вкладчики понесли бы потери при разорении банков; они могли бы отказаться доверить свои сбережения жадным до рисков банкам или могли бы запросить более высокие процентные ставки в счет компенсации. В то же время, если правительства не будут оказывать поддержку банкам (а теперь еще и инвестиционным банкам), выступая в роли последнего кредитора в критической ситуации, инвесторы, покупающие облигации, выпускаемые банками, смогут сделать больше для мониторинга их надежности. Смысл не в том, чтобы совсем отказаться от страхования вкладов или ликвидной поддержки от кредитора последней инстанции, ведь провал крупных организаций просто-напросто влетит в копеечку. Но неприятная правда такова, что правительственная страховка вдохновляет финансистов предпринимать более серьезные риски, а более серьезные риски вынуждают правительства повышать страховку. Это порочный круг.