Слёзы теперь лились по его лицу без остановки, словно кто-то открыл краны.
– Алгебра… Алгебра… – повторял он, вытирая тыльной стороной руки опухающий нос. – Я не смог… Я завалил… Но я сдам её, даже если мне придётся вызубрить все правила…
Он больше не видел Кирилла Петровича. Слёзы не унимались. Глаза заполнились туманом. Андрей почувствовал, как его похлопали по плечу.
– На, выпей воды.
Юноша пил жадно, громко глотая, словно со слезами из него вышла вся жидкость. Если бы у него был волшебный джинн из лампы… Тогда бы он…
Но никакого джинна не будет. Теперь он всё должен будет делать сам.
– На первом курсе я чуть не вылетел из университета из-за того, что не смог сдать химию, – негромко начал Озеров, говоря куда-то в сторону, – на втором завалил высшую математику. Я не знаю, как доучился до конца, и ума не приложу, как вообще сумел поступить в высшее учебное заведение. Мне всегда ужасно давались точные предметы. Потом, я не могу подолгу продержаться ни на одной работе…
Он вздохнул. Андрей удивлённо уставился на учителя, шмыгнув носом.
– Но вы… вы так много знаете и умеете. Я из-за вас решил стать врачом.
Озеров горько улыбнулся и покачал головой:
– Ты сам решил. Я ничего такого не умею. Разве что помогать особенным людям. Вот из тебя, например, может выйти неплохой доктор. Просто время ещё не пришло.
Кирилл Петрович подошёл к окну и, потерев устало переносицу, продолжил:
– Как я не люблю, когда вам внушают весь этот бред про успешность. Человек живёт и мается, не зная, кем он должен быть и чем обязан заниматься. Та жизнь, которой он живёт сейчас, всегда кажется ему недостаточно хорошей – какой-то простой и примитивной, что ли… Но разве это просто, если ты сын, – быть послушным любящим сыном? Если муж – быть верным, а если друг – надёжным? Скажи мне, Андрей, разве
Андрей отрицательно покачал головой и, вытерев слёзы, взглянул на учителя:
– Зачем тогда вы здесь? А?
Озеров посмотрел так, словно этот вопрос задел его за живое, и ответил: