Илью совсем покинули силы. Он застыл на полу, мучаясь оттого, что замешан в таком низком деле. Ему было обидно и горько. Коренастая фигура старика высилась над ним, лицо его не выражало ни злобы, ни осуждения, лишь глубокую печаль. И это было хуже всего.

Не говоря больше ни слова, Монгол протянул руку. Она была теплой, сухой и морщинистой. Илья поднялся, стараясь не глядеть на лицо старика.

Вокруг все еще кричали и шумели. Начались уроки, и многие, забыв уже о драке, входили в классы. Кротов готов был расплакаться от стыда, но держался, чтобы не дать врагам повода для радости.

Как Илья подошел к дверям класса и как в руке его снова оказался испачканный рюкзак, он не помнил. Заходя вместе с толпой в кабинет, мальчик находился словно в забытьи. Одноклассники, как пингвины, раскачивались перед ним из стороны в сторону.

Скоро все двери закрылись. Некоторое время из классов слышался приглушенный гул, и наконец в рекреации наступила полная тишина.

Молчало и пианино.

Еще одна перемена прошла, а жизнь продолжалась.

Аладдин

Аладдин

– Сделай лицо попроще, а то наступит конец света! – сказал Штыгин-старший.

– Ты не представляешь, сколько сил я потратил…

Андрей вышел из машины, громко хлопнув дверцей.

– Давай, – проворчал отец. – А ещё лучше врежь по капоту той рукой, которая ещё не была сломана.

Юноша угрюмо замолчал. Сегодня отец не поймёт его. Со стороны багажника послышались ругательства, но на этот раз по другому поводу.

– Что случилось? – грустно повернул голову Аладдин.

– Кто-то поцарапал заднюю дверцу. Причём намеренно. Сволочи…

Отец распрямился, и тут же вновь стал невозмутимым.

– Это Табакса. Не иначе… – промямлил Андрей.

– Мне всё равно. Это старое ведро и так нужно продавать.

Он хотел шутливо ткнуть сына в бок, но Аладдин отклонился в сторону. У него сейчас совсем не было настроения веселиться.