– Нет. – Он потряс головой. – Нет. Просто она напомнила мне одного подростка, который настолько любил свободу, что не замечал и не мог оценить, как о нём заботились. Мы помогли ей, а она так нам и не поверила.
Агата встала на цыпочки и поцеловала мужа в щёку, потом засунула замёрзшие руки ему под локоть и прошептала:
– Солнце садится. Поехали домой.
Спортивная площадка
Спортивная площадка
Сирень выкручивалась как могла.
Обломанные за годы существования у школьного крыльца ветки с терпеливым упорством раздваивались и вырастали вновь. Каждую весну на её многочисленных руках повисала какая-нибудь весёлая парочка детишек – куст поскрипывал и жаловался, как старуха, имея на то полное право, ведь он рос здесь уже много лет. На изогнутом стволе была вырезана надпись:
«ЗДЕСЬ УЧАТ ЧЕЛОВЕКОВ».
Подняв оставшиеся ветки в горячей мольбе к небу, дождавшись возвращения солнца из долгого путешествия, сирень первой распускалась и наполняла ароматом улицу. И всегда находился хотя бы один влюблённый, который, не удержавшись, срывал душистую кисть, чтобы вдеть её в петельку на кофте любимой.
И теперь, разбрасывая в сторону нежные лепестки и оглашая тихим стоном окрестность, она терпела, когда Гена Курдюков, объевшись блинчиками в столовой, висел на одной из её веток и дрыгал ногами.
– Оставь дерево в покое, изверг!
– А! Привет, Кирилл Петрович! Всё-всё, слезаю!
– Сразу видно, что ты вернулся. – Молодой учитель закрыл окно.
– Ага! Вернулся. – Гена поковырял в ухе и поплёлся в школу.
В дверной проём просунулась большая голова с грустными ленивыми глазами. Вслед за головой появились короткие пухлые руки. Они зацепились за дверную ручку и принялись её крутить и выворачивать. Дверь, на которой повис ученик, жалобно поскрипывала. Голова моргнула телячьими глазами с длинными ресницами и, широко раскрыв рот, зевнула.
Озеров отложил карандаш и с немым вопросом на лице взглянул в сторону двери.
Мальчик повисел ещё немного, никуда не торопясь, и наконец произнёс:
– Мама возила меня в Грецию. На прошлой неделе. Я загорел?
– На прошлой неделе были занятия, – отрезал Озеров, будто не слышал вопроса.