Отходя от сугубо административных вопросов, мы обнаруживаем, что конституционализм отнюдь не умер. И здесь прагматизм диктовал необходимость уступок. Стало понятным, что после войн 1812–1815 гг. нельзя совсем пренебрегать общественным мнением: будь то в России в 1812 г., Германии и Австрии в 1813 г. или во Франции в 1814 г., образованные круги общества стали вовлекаться в ход событий сильнее, чем когда-либо раньше. Так, Франция, Швеция, Голландия и «конгрессистская Польша» — та часть польских земель, которая была в Вене передана России — либо сохранили, либо получили конституции, вдобавок вскоре после 1814 г. они начали быстро появляться во многих южногерманских государствах. Что касается Франции, то «хартия» 1814 г., конечно же, являлась в сущности схемой, направленной на обеспечение политической стабильности и недопущение ещё одной революции, но повсюду конституционализм совершенно очевидно замышлялся как средство вовлечения в государственные дела по крайней мере образованных классов (вернёмся к Саксонии: хоть здесь архаичные конституционные мероприятия 1814 г. и не привели к прогрессу, всё же примечательно, что Айнзидель предпринимал многочисленные меры, направленные на объяснение населению действий правительства и их результатов).

Что касается переустройства общества, то и здесь реакция на наполеоновскую эпоху была разнообразной отчасти потому, что зачастую не было необходимости поворачивать назад. Возьмём, например, освобождение крепостных крестьян. Ликвидация феодализма проходила на практике, как правило, относительно безболезненно и даже приносила выгоды европейскому дворянству. В результате, не считая — чисто теоретически — Испании и одного-двух мелких германских государств, таких как Ганновер и Гессен-Дармштадт, вопрос о формальной рефеодализации сельского общества, охваченного отменой крепостного права, не вставал; более того, в таких государствах, как Баден и Вюртемберг, период после 1815 г. даже характеризуется расширением преобразований. Правда, иногда позиции дворянства укреплялись. Так, в Пруссии в 1816 г. один из новых указов подорвал шансы крестьян на обретение полной эмансипации, установив непременным её условием минимальный размер имущества, причём на необоснованно высоком уровне. Между тем, продолжая курс на поддержку юнкеров, привилегии которых в административной и судебной сфере уже получили подтверждение, прусское правительство в 1823 г. ввело в действие пересмотренную модель старых сословий, которая закрепляла их политическое господство.