Ему нравилось ходить по тоннелю.

Зимой в тоннеле было теплее, а летом прохладно.

Костя не слышал, как лаял Кучум у крыльца. Не видел, как из дома вышел тщательно выбритый, что совсем необязательно в тайге, мужик. Он подслеповато щурился. Лицо его украшали круглые очки. Самодельная оправа из тонкой проволочки. В руках бритый держал наперевес двустволку. Следом появилась высокая и статная женщина. Она охнула, перевернув человека на волокуше и заглянув ему в лицо.

Прижала руки к груди, стянула наброшенный на плечи платок у горла.

Сталина Говердовская, конечно, изменилась за прошедшие десять лет. Но красоты не потеряла. Добавилось стати, в пшеничных волосах заблестели сединки. Несколько лет в лагере для мамок с новорожденным сыном, потом расконвоировали, поселение… А два года назад попала под амнистию. Тогда выпускали на волю не только уголовников со стажем, но и преступников-малолеток, матерей с детьми, рожденными в лагерях. Сталина была уже замужем. Еще в лагере она встретила Герхарда. Герку, смешного очкарика, тоже расконвоированного, техника-климатолога, когда-то работавшего в Заполярье.

Врагов народа и троцкистов находили везде.

Даже на дрейфующих льдинах Ледовитого океана.

Недавно Герхарда и Сталину направили на Дуссе-Алинь. Кауфману поручили расконсервировать брошенную мерзлотную станцию.

Шли упорные разговоры о том, что стройка-500 будет возрождаться.

Кауфман и Сталина, вдвоем, затащили Костю в домик, уложили на дощатые нары. Герхард тут же нашел под мышкой у пришельца пистолет в аккуратном кармашке. Одобрительно сказал: «Парабеллум. Немецкий!»

Он вынул обойму, но не обратил внимания на патрон в стволе.

Внимательно осмотрел оружие, потрогал рычажок предохранителя – немецкая надпись «Gesicher» не закрывалась флажком.

– Предохранитель сбоит. Кажется, пружинка стерлась.

Кауфман, как многие типичные очкарики, разбирался почти во всем. В оружии тоже. Пистолет и обойму он положил на свой рабочий стол, стоящий впритык у окна. Потом осторожно размотал грязные бинты на шине, осмотрел ногу.

– У него открытый перелом. На ране началось нагноение.

– Это Костя Ярков, – ответила Сталина, – он отец моего Егорки. Я тебе о нем рассказывала. Пистолет у него с войны. Он был снайпером и служил в Смерше.

– Ты не знаешь, зачем он к нам явился? – спросил Кауфман.

И пальцем сдвинул на переносицу свои смешные очки. Потом он достал бутылочку со спиртом и обработал рану.

Костя застонал.