– Может, не надо, гражданин начальник! Они у вас вон какие, волкодавы! Не справлюсь я…

– Не гнусавь, Ка-3820, – возбужденно говорит кум, – и не бзди раньше времени. Учебно-тренировочные занятия. Завтра на работу не пойдешь. Я распоряжусь насчет справки. А сегодня получишь пайку с салом. И стакан самогонки.

– На работу не пойду… – продолжает канючить К-3820, – меня и так все считают стукачом. Вы же обещали, гражданин начальник, в контору перевести. Все никак не переводите. У нас уже двоих шнырей поставили на ножи!

– А ты и есть стукачок, Жихарев! – весело отвечает кум.

Зэк понуро опускает голову.

Овчарки при виде зэка ловят ноздрями запах. От зэков он исходит особенный. Это запах костров, бараков, баланды и пропитавшейся потом кожи. Лагерные собаки ненавидят запах зэков. Они натасканы на него. Серебристый поднимает голову с лап, вглядывается в Жихарева и обнажает клыки. Он не лает и не рычит. Только дрожит в оскале его губа.

Серебристый пружинисто вскакивает на лапы.

А черно-рыжий уже рвется с поводка.

Цепочка натянулась в руках солдата-проводника.

– Чует, сука, вора! – торжествует Летёха. Он улыбается пьяной и куражистой улыбкой. В уголках его губ закипает слюна. Летёха тоже что-то чует. Как зверь. Сейчас будет потеха.

Зэка обрядили в ватный костюм.

Шею замотали воротником-муфтой.

Толкнули в спину: «Беги!»

Потом спустили вслед овчарок.

К-3820 бежит резво. Летёха бьет себя по ляжкам и орет: «Ату его, ату!» Интендант кричит звонким фальцетом: «Взять его, собаченька! Взять!»

Чепрачный догоняет жертву первым и бросается на спину. Зэк валится и начинает кататься по золотой листве.

Савенков торжествует:

– Мой-то – смотри, боец!

Овчарка срывает ватную муфту и подбирается к горлу зэка. Жихарев откуда-то из-за пояса выхватывает кусок заточенного прута арматуры. Ловко сует блеснувшую на осеннем солнце пику под ребро овчарки. Чепрачный, жалобно скуля, отваливается от зэка.

Савёнков выдергивает из кобуры пистолет: