– Знаешь, что он мне сказал? – говорила она. – Он сказал: «Я снял на месяц маленький коттедж в чудесной дикой местности. Тихое небо и красные ели. Маленькое каноэ, гагары, холодными вечерами – огонь в камине. Мы поедем туда, дорогая. Мы будем бросать камешки в воду, милая, и смотреть, как они прыгают по поверхности. Станем жить с огорода, и это будет прекрасно». – Она произносила это ровным голосом, который летел, словно плоский камешек над волнами удовольствия, задевая лишь гребни событий, на которые ей хотелось пожаловаться. – Ну мы и поехали. Никогда, никогда, никогда не доверяй проклятому лживому ирландцу с черным сердцем!

Кроме них, на террасе никого не было: стеклянные столы и чугунные стулья вокруг них, как деревья. Терраса опоясывала заднюю часть ресторана и выходила на широкую аллею. Ему пришлось сходить в бар, чтобы обратить на себя внимание официанта. Чувствовался едва уловимый запах отбросов, он догадался, что за неровным забором из штакетника находится помойка. На противоположной стороне аллеи, на задворках здания стояла погрузочная платформа. Над ней полукруг света – как слабо натянутый брезент. Ее ногти и вздутые вены на тыльной стороне ладоней отражали бесцветный свет. Она пила вино из бокала. Он – из своего стакана – похоже, теплую воду.

– Ветер в камышах – все равно что ветер в степи. Как до́ма, в саскачеванских прериях, точно как там, откуда мы приехали. Те же нетронутые тошнотворные прерии, только немного изрытые, раздрызганные плугами, дорогами, посевами, техникой – точно как я была в некотором раздрызге, перед тем как связалась с тобой, а потом с этим чертовым черным ирландцем.

– Ну нет, – сказал он, – меня ко всему этому не приплетай. – Пусть жалуется на ирландца сколько хочет, рассказывает об их шумных ссорах, о том, как ирландец через три дня бросил ее лежать лицом в грязи, но его пусть оставит в покое. Его вина была только в бездействии.

Светящиеся окна здания напротив затянуты черными сетками; полумесяц его кольца сверкнул, как глаз из-под полуопущенного века. Его бывшая жена съехала вниз на стуле, вытянув ноги: голени – словно изящные металлические фигурные столбцы.

– Ты представить себе не можешь, каково это – лежать, уткнувшись лицом в вонючий удушливый мох, прямо в эту смрадную грязь. Я думала, что умру, мне нечем было дышать. У него оказалась чудовищная сила. Он хотел меня убить. Заставить меня задохнуться в этом чертовом мху.

Погрузочная платформа начала опускаться. Какой-то старый бродяга шел вдоль ее края, держась за него одной рукой, шаркая негнущимися, как будто стеклянными ногами. Скомканный клочок бумаги, приставший к его левой ступне, издавал шуршащий звук. Щелчок зажигалки – его бывшая жена прикурила очередную сигарету и выпустила двойное колечко из изящных ноздрей. Потянула из бокала.