Светлый фон

— Доброе утро, — с фальшивой улыбкой произнес Хашмат.

— Доброе утро, — рассеянно пробормотала я, все еще видя перед собой разрумянившееся во сне личико Джахангира.

Свекровь не стала утруждать себя приветствиями и сразу же накинулась на меня:

— В Кабул собралась? Не понимаю, как можно оставлять такого маленького ребенка ради дел, в которых ничего не смыслишь! Мой сын слишком добр, раз отпускает тебя. Так что смотри, чтобы Бадрия-джан была довольна тобой, помогай ей как следует!

— Да-да, — эхом откликнулась Бадрия.

— Хотя я сильно сомневаюсь, что от тебя будет прок, — словно разговаривая сама с собой, пробормотала старуха.

Хашмат разразился хохотом.

— Разве не прекрасно поехать вместе с мамой-джан в Кабул! — в притворном восторге воскликнул он. — Да все наши одноклассники лопнут от зависти, когда узнают.

Я бросила на наглеца испепеляющий взгляд, который не укрылся от его матери и бабушки. При любом удобном случае Хашмат вспоминал, что в прошлом я была бача-пош. Раньше ему нравилось делать это в присутствии отца. Но однажды Абдул Халик взорвался такой яростью, что Хашмат больше не решался дразнить меня, если отец был рядом. В свое время Абдул Халик положил на меня глаз именно потому, что я была бача-пош, но сейчас сама мысль, что я когда-то сидела за одной партой с мальчиками, приводила его в бешенство.

Охранники Абдула Халика загрузили наши сумки в багажник, а мы с Бадрией забрались на заднее сиденье.

«С охранниками не разговаривать. Они глаз с тебя не спустят… Один неверный шаг — и ты горько пожалеешь об этом! В Кабуле у меня везде свои люди, они будут приглядывать за тобой. Только посмей опозорить мое имя, и обещаю, ты проклянешь тот день, когда тебе пришло в голову напроситься в попутчицы Бадрие!»

«С охранниками не разговаривать. Они глаз с тебя не спустят… Один неверный шаг — и ты горько пожалеешь об этом! В Кабуле у меня везде свои люди, они будут приглядывать за тобой. Только посмей опозорить мое имя, и обещаю, ты проклянешь тот день, когда тебе пришло в голову напроситься в попутчицы Бадрие!»

В серьезности его угроз сомневаться не приходилось.

Мы все больше и больше удалялись от дома, и тревожные мысли о сыне и воспоминания кружились в моей голове, пока качка и мерное гудение мотора не убаюкали меня. Бадрия давно уже спала, откинувшись на спинку сиденья, и слегка похрапывала. Я тоже прикрыла глаза и задремала.

Не знаю, сколько прошло времени, должно быть, несколько часов, но, когда я очнулась, за окном уже мелькали высокие дома, машины, лошади, пешеходы. Я выпрямилась и припала к окну — поскольку мы ехали в джипе с тонированными стеклами, можно было не опасаться, что меня увидят снаружи. Разглядывая улицы Кабула, я вспомнила рассказ тети Шаимы о том, как бабушка Шекиба впервые увидела столицу.