Гюльназ собралась было ответить, но вдруг скривилась от боли.
— Что случилось? — Шекиба инстинктивно подалась вперед и тронула ее за плечо.
— Она предупреждала меня, что будет больно.
— Кто?
— Повитуха. Сказала, что моя матка будет злиться и искать младенца, который столько месяцев жил в ней.
— И сейчас она злится?
— Наверное. Я чувствую, как она сжимается, словно кулак Асифа, когда он увидел дочку.
Спазм прошел, и Гюльназ вернулась к разговору:
— Он разозлился еще больше. Крикнул, что Бинафша — прекрасное имя для девочки, а потом выскочил из комнаты и грохнул дверью. Не знаю, что он себе думает, но мне кажется, это был бы неверный выбор.
— Давай-ка я вымою ее еще разок. Смотри, у нее кровь осталась на волосах.
Гюльназ слабо улыбнулась и прикрыла глаза, радуясь возможности немного отдохнуть, пока Шекиба возится с младенцем.
Первый год жизни Шабнам была окружена заботами сразу двух матерей. Гюльназ и Шекиба по очереди нянчились с ней — купали, переодевали, укачивали. Шекиба придерживала головку девочки, пока Гюльназ подводила ей глаза кохлем или сбривала младенческий пух на макушке, чтобы волосы росли быстрее и гуще.
Когда родители Асифа приходили навестить сына, Шекиба подавала чай и сласти. После этих визитов обе жены понимали, как им повезло, что они не живут под одной крышей со свекровью. Мать Асифа даже не пыталась скрывать свою неприязнь к Шекибе. Конечно, она сама горячо советовала Асифу взять вторую жену, раз первая оказалась такой никчемной. Но чудовище с изуродованным лицом — не совсем то, что она имела в виду. Вдобавок эта страхолюдина тоже никак не могла подарить мужу наследника.
Держа на руках внучку, мать Асифа продолжала шарить глазами по комнате в поисках признаков беспорядка, доказывающего, что две жены-растяпы не способны должным образом позаботиться о доме ее сына. Эта женщина обладала удивительной способностью даже похвалу высказать так, что она больше походила на критику.
— Наконец-то ковры почистили, теперь они хоть цвет обрели. А то в прошлый раз я тут у вас едва не задохнулась от пыли, потом пришлось платье стирать.
Шекиба и Гюльназ предпочитали хранить благоразумное молчание и на выпады не отвечали, чем только еще больше подливали масла в огонь.