В.: Вспоминая ситуацию в связи с «Крошкой Алисой» — шумиху вокруг, различные мнения и прочее,—скажите, если бы вы начали писать пьесу заново, не получилось ли бы у вас нечто совсем иное?

Р.: Этого никто не знает. Со мной происходят странные вещи. Через год после очередной пьесы я уже абсолютно не помню, как она создавалась, и, даже если б захотел, уже не смог бы переделать или переписать ее. Более того, меня так сильно увлекает сама работа, сам материал, что я не замечаю в своей пьесе недостатков. Момент объективного прозрения наступает только тоща, когда я нахожусь в критическом запале—в самом процессе работы начинаю громить сам себя. Порой же мне кажется, что пьеса меня уже больше не волнует, стоит лишь закончить ее. Если бы не надо было думать о материальной стороне бытия, я, может быть, и не стремился ставить свои пьесы. В те несколько месяцев, пока я пишу, мне кажется, что воображаемый мир значит для меня гораздо больше, чем окружающий. Я гораздо больше увлечен характерами своих персонажей и их поступками, чем своей собственной обыденйой жизнью. Это увлечение чрезвычайно остро. Когда я так работаю, то в середине дня, после трех-четырех часов напряженного труда, у меня буквально голова раскалывается, я вынужден остановиться. Я настолько увлечен, причем не только творческим процессом, но и самокритикой, что мне просто необходима передышка.

ВЕсли возможно оценить ваши пьесы в целом, то я бы сказал: насколько убедительны и блестящи их зачины и развитие, настолько неудачны, запутаны и просто обескураживающи они становятся к концу. Так или иначе, но этот упрек можно справедливо обратить к большинству ваших пьес.

О.: Это понятно. Возможно, так происходит потому, что мое представление о действительности и логике отличается от общепризнанного. То, что для меня важно, может не представлять такой важности для других. Но если взглянуть глубже, тут могут быть и иные причины. Может быть, просто-напросто мои пьесы не все одинаково интеллектуальны. Но притом не следует забывать, что, если публику не устраивает финал пьесы, она может не принять ее целиком. И такое возможно. Скажем, я не считаю, что катарсис должен непременно возникать по ходу самой пьесы. Нередко бывает, что катарсис возникает, когда пьеса уже окончена. Меня неоднократно обвиняли в том, что концовки моих пьес можно толковать двоесмысленно, но ведь именно такой я себе и представляю жизнь. (...)

В.: Вы говорили, что тема приходит к вам в процессе создания пьесы. А иногда вы признаетесь, что, даже написав щ>есу, вы еще не полностью представляете себе, о чем она. Чем это объяснить?