Севастопольская эскадра оказалась прочно запертой в Черном море, но Николай I предавался торжеству. О тех потемках самообмана, в которых блуждал самодержец, можно судить по его письму фельдмаршалу И. Ф. Паскевичу: «Конвенция между Англией, Пруссией, Австрией, мной и Турцией подписана без Франции! Новая эпоха в политике»[484]. В своем ослеплении царь всерьез воображал, что добился прочного сотрудничества с Великобританией и изолировал постылого Луи Филиппа, который по большому счету российским интересам не угрожал. Англия и Россия представлялись ему двумя скалами, о которые разобьются волны революции. Сохранение основ миропорядка, заложенного Венским конгрессом, составляло предмет его забот, и кабинет ее величества мыслился союзником в сем благом деле. Устранение Парижа из «концерта» должно было способствовать сближению с Лондоном.

С турецко-египетским конфликтом было покончено быстро и решительно. Зондаж императора Николая насчет участия в акции вежливо, но твердо отклонили, к его услугам намеренно не прибегали, российский десант на Босфоре не потребовался, ибо, как опасались в высоких английских сферах, все это могло бы привести к укреплению позиций самодержавия в регионе. Иным было отношение к участию в операции Австрии. Пальмерстон просил прислать в Восточное Средиземноморье несколько кораблей ее флота «для морального эффекта, для демонстрации… союза». Англо-австрийская эскадра прервала морские коммуникации войск Ибрагима, недовольным жителям Ливана предоставили 20 тысяч винтовок, и они очень своевременно подняли восстание. Соединенным усилиям флота двух держав, турецкой армии и арабских повстанцев египтяне не смогли оказать сопротивления, потеряли Бейрут, Аккру, отошли в пустынные и бесплодные места. Отступление превратилось в бедствие, голод и болезни уносили тысячи жертв. Эскадра адмирала Ч. Нэпира появилась у Александрии, и Мухаммед Али сдался, выговорив для себя лишь наследственное владение Египтом[485]. Николаю I пришлось довольствоваться ролью зрителя при падении «империи» Мухаммеда Али с соответствующим ущербом для репутации самодержавия.

Иллюзия насчет крупной ссоры между Парижем и Лондоном не продержалась и года. Газетная буря во Франции утихла, бросать вызов британской средиземноморской эскадре в 15 парусных и паровых линейных кораблей было бы безумием. Пальмерстон полагал, что галлы «не настолько глупы, чтобы сломать себе шею в борьбе с коалицией». Перепуганный Луи Филипп отказался вставить воинственный пассаж в тронную речь, А. Тьер подал в отставку. Назначенный на пост министра иностранных дел Ф. Гизо повел дело к примирению. 13 июля 1841 года была подписана новая конвенция о Проливах с участием Франции, отличалась она от предшественницы отсутствием упоминания о Мухаммеде Али – тот был уже загнан в нужные пределы[486]. Так выглядела «новая эпоха в политике» на деле.